Дмитрий Орёл - Мю Цефея. Игры и Имена

— Подвези меня сюда.

Без лишних разговоров он усадил ее в свою «Тойоту». Сел сам, ввел координаты в навигатор…

— Так это из архивов Теремкова?

— Да. Слышал о нем?

Он нахмурился.

— Не понимаю, с чего ты взяла, что это координаты? Когда речь заходит о социопате — это может быть что угодно.

— Его лечили за диссидентство!

— В девяностые? А его жену?

— Что?

— Ну, кое-кто из его бывших коллег им, конечно, громко восхищается. А втихаря шепчут другое. В психушке сгноил жену. Якобы, в девяносто первом случилась с их семьей автомобильная авария. После операции выяснилось, что жена его иметь детей больше не сможет, вот он от нее и избавился. А вскоре и сам пропал без вести.

С этими словами Макс вернул Ладе телефон. В гуглмап кадр, снятый со спутника, показывал проселочную дорогу вдоль старого погоста, которая упиралась в заросли зелени. И все.

— Вези, разберемся на месте.

На секунду он заколебался, однако, бросив взгляд на напряженную — натянутая струна, да и только — Ладу, тронул «Тойоту» с места.

— Так что твой ухажер?

— Неважно. Я хочу его обскакать.

За рулем Макс был не похож на себя обычного, вел машину агрессивно, словно что-то подстегивало его, заставляло ехать все быстрее. Поворот — педаль в пол — еще поворот — обгон. «Тойоту» бросало, но Ладе не было до этого дела: вместо полотна дороги и плывущих по нему машин ей мерещились желтые листы с синими формулами.

— Знаешь, мы с Петраковской больше года убили, чтобы воссоздать один его эксперимент, — заговорил Макс. — На крысах. Делали копию сдохшего крысюка.

— Клонировали, что ли?

Макс усмехнулся:

— Это даже для нашей лаборатории было бы просто. Нет, мы создавали поведенческую копию. Чтобы двигался, бегал по лабиринту, как образец, жрал мюсли за обе щеки. Отобрали кандидатов, устроили горизонтальный перенос вычислительных участков между ними, задействовали ДНК-интерференцию…

Лада сфокусировалась на реальности. Оказывается, они уже свернули с шоссе и ехали по просеке посреди леса.

— Да, у Теремкова в бумагах что-то такое есть. Получилось?

— Не полностью. Видимо, надо было брать базу побольше или интенсифицировать мутации нейронов. Но копия вышла неплохая… Бли-ин!

Выйдя из поворота, они спугнули с грунтовки стайку синиц, что-то чиркнуло по крыше машины.

Макс вернулся, вышел, подобрал упавшую птицу — вроде жива, подлечим. Лада хмыкнула: раньше она не замечала за Максом особой любви к живности, разве что к лабораторным крысам.

Доехали они за полчаса.

— Это точно то место? — Макс выпрыгнул из «Тойоты», тряхнул головой.

Дрожащими руками протер глаза, видимо, ждал, что видение исчезнет. Лада, казалось, знала заранее — все вокруг более чем реальность.

— Но гугл! Спутниковая съемка! Здесь должно быть пусто!

Она попыталась успокоить парня, втолковать очевидное:

— Дорога не может упираться в пустоту. Я гово… — и замерла.

Мир качнулся. На полуслове. И этот звук внутри ее головы… Шорох как будто. Не осознавая, она заткнула уши ладонями. Зажмурилась. Кто-то снаружи схватил ее. Обнял. Что-то говорил. А потом все опять стихло.

Она открыла глаза. Увидела обеспокоенное лицо Максима. Отстранилась мягко, но безапелляционно. Мир вернулся на место, и все же Лада будто продолжала видеть пейзаж под чуть другим углом.

— Нам надо внутрь, — заявила она.

— Что-о? Лада, это странное место. Сама подумай. Ты вдруг… сама не своя.

— Я в норме. А почему ты на гугле своем ничего не видишь — ежикам ясно, присмотрись к зданию.

Дом. На вид крепкий, но заброшен не вчера. Сколько в нем не жили? Десять лет? Двадцать? Два этажа. Выбитые стекла, из потемневших оконных рам к крыше тянутся побеги. С первого этажа на второй, со второго к кровле, накрывая дом маскировочной сетью грязно-зеленой листвы. Кое-где на стенах зияют широкие прорехи, сквозь которые виднеется алый керамический кирпич.

— Думаешь, это из-за лозы? — спросил Максим.

Но Лада его уже не слышала. Чуть ли не на цыпочках, с опаской подошла к черной, что твой омут, двери. Коснулась ручки.

Ей показалось или она опять слышит далекую гитару, этот перебор? Дурацкое дежавю! И ветер с севера, зябкий для августа. Шепчет ей свое, непонятное — слов не разобрать. Да и некогда разбираться.

Она решительно схватилась за ручку и дернула на себя. Черная дверь взвизгнула. А через миг из пустоты проема им навстречу полетели птицы. Разные. Маленькие и побольше. Черные, белые, пестрые.