Дмитрий Орёл - Мю Цефея. Игры и Имена

— Я — странник — сказала она.

— Я странник убогий.

С вечерней звездой… — тихо продекламировал почти слившийся со стволом дуба Призрак.

— У нас что, вечер поэзии? — Кажется, Ведьмак начинал злиться.

— Мне тоже вспомнилось… — меланхолично и немного обиженно сказал Призрак и отвернулся к стволу. — Я — пастух. — Эту фразу было еле слышно.

— Я пастух, мои палаты

Межи зыбистых полей, — тявкнул Оборотень.

— Стой, стой, стой! Не хотите играть — пожалуйста. Только не нужно устраивать цирк. — Ведьмак явно был расстроен.

Оборотень потупил взгляд, но все равно огрызнулся:

— Им можно, а я чем хуже?

— Ой, а можно мне? — скромно сказала Спригган. После того как Ведьмак молча уселся, а мы все согласно покивали, она начала: — Я берег покидал туманный Альбиона:

Казалось, он в волнах свинцовых утопал.

— Я конквистадор в панцире железном, — откуда-то вылез Дуэндэ, видимо, его уже сменил Боггарт. — Я весело преследую звезду!

— Привет, Дуэндэ. — Ведьмак был, как обычно, вежлив. — Вечер поэзии — это все же лучше, чем ничего. Давай, Кот.

— Я есть антифашист и антифауст. Все мне наскучило. — Почему-то я очень смутился.

— Ну все, можем расходиться по домам. — Он уже встал, будто правда собрался уходить.

— А как же ты? — Мы все с интересом глядели на Ведьмака. Он улыбнулся и громко процитировал:

— Я ваш — и никогда из вашей власти

Не выйду; мне дано такое счастье

Любить вас вопреки ушедшим дням.

Уж не знаю почему, а прозвище с тех пор появилось только у меня и Ведьмака. Теперь в Лесу я зовусь Бродским, а Ведьмака называют Ульям.

О, сколько нам открытий чудных, как говорится.

Дед услышал звук разбившейся крынки и вошел в избу. Машуня, стоя на лавке, с виноватым видом теребила тряпочку, которой протирала полки. Кот Прохор уже примостился у растекающейся лужицы сметаны и, урча, лакал.

— Это не я, — протянула Машуня, — я к ней спиной стояла.

— Точно не ты? — спросил дед и хитро прищурился. — Смотри, станешь как Неяшка и пропадешь с белого света.

— Точно не я! — Машуня поняла, что ругать дед не будет.

Она сползла с лавки и стала собирать черепки.

— Деда, а кто такой Неяшка?

— Жил тут у нас один сорванец, Яшкой звали, озорник был, каких мало. — Дед достал трубку и стал набивать ее, как делал всегда перед долгим рассказом.

Машуня выкинула черепки, села на лавку, мимоходом огладив кота, и стала внимательно слушать.

— Значит, дело как было — Яшка не только сорванцом был, в таком-то возрасте кто не озорничает, но он, что ни сделает, тут же — «Это не я». И правда, никто не мог его за шкодой поймать. То козу кто-то отвяжет, то ведро в колодец спихнет, то горшки на плетне разобьются, а то и камень кому в окошко залетит. Видят Яшку рядом, а он знай себе — «Это не я, это не я!». Так и стали его звать Неяшкой. Нравилось Неяшке, что нашкодил, а наказания нет, и озоровал он все пуще. И все бы ничего, да только скоро стало его сверстникам за его проделки попадать. А Неяшка все на своем стоит — «Это не я!». Перестали с ним друзья его бывшие играть и разговаривать, даже видеть его не хотели. Да и взрослые, как начнут в очередной раз виновника искать, скользнут по нему взглядом и как будто не замечают, даже если он перед ними стоит и твердит свое «Это не я!». За людьми и живность домашняя перестала Неяшку замечать. Стал он навроде домового бездомного. Никто его не видит, да уж и не помнит почти никто. Разве что вспоминают его, когда малышей остерегают, да и то все реже.

— Дедушка, — чуть не плача, спросила Машуня, — как же так? Он же живой, нельзя так! Неужто помочь ему нельзя?

— Сложно это. Он теперь сам, как озорство какое заметит, кричит: «Это я! Я это!» — но разве сдюжить призраку-небылице против живых ребятишек, которые говорят «Это не я», а он от каждого «Это не я» все дальше от нашего мира уходит.

Машуня, вскочив, воскликнула:

— Это я крынку задела! Я! Я нечаянно.

— Ну и ладно, — улыбнулся дед и погладил ее по голове. — Пусть у Прохора сегодня праздник будет.

Кот, расправившись со сметаной, умывал морду. Он нализывал лапу и тер ею уши и нос, одним глазом наблюдая, как в темном углу улыбается полупрозрачный и невидимый людям чумазый мальчишка.

— Доигрались! — Хозяйка с досадой шваркнула сковородку на плиту и вытерла руки о клетчатый фартук. Затем сложила ладони рупором и зычно рыкнула в сторону комнат: — А ну все сюда, общий сбор!