Дмитрий Орёл - Мю Цефея. Игры и Имена

Истинное имя отозвалось в груди полубога и сорвало с памяти ту пелену, что хранила его долгие века. Ак-бродяга побледнел, взгляд его остановился, и он упал там, где стоял. Мария, Мария, Мария — имя стучало в его висках и выплескивало воспоминания о любви, тоске и безумии.

Еще на заре своей молодости он встретил девушку: красивую и умную, добрую и веселую, как сама жизнь. В том теплом краю, где цветут лимоны, в тени высоких гор, у берега ласкового моря Джиалло впервые влюбился по-настоящему. Он купался в лучах ее улыбки днем и наслаждался ее мягкими губами ночью, он слушал музыку ее голоса, словно игру арфы, а ее суждения неизменно поражали его своей глубиной. Он был влюблен и счастлив.

Со временем эйфория прошла, уступив место нежному чувству близости и таким крепким узам привязанности, что, бывало, мысли их переплетались и не нужно было слов.

Так прошла жизнь, вся жизнь Марии. По мере того как она старела, Джиалло искал себе новые личины — под стать ее возрасту: Марио для пятидесяти, Сильвио для шестидесяти, Джузеппе для семидесяти и… все.

Когда она заболела, в семьдесят два, сын Атона впал в панику. Он боялся ее смерти больше, чем она сама, и с радостью бы лег рядом с ней, если бы мог. Последние месяцы подорвали его дух, став первой ступенькой в бездну.

Тоска и пустота, охватившие молодого полубога в день ее смерти, стали его неразлучными спутниками. Жизнь потеряла смысл и краски. Но солнце все так же вставало по утрам, а теплый ветер все так же, как ни в чем не бывало, трепал оливковые кусты, и это было невыносимо. Как может мир жить, если она умерла? Джиалло сжег дом и все вокруг, что смог подпалить, но это не помогло ни капли. Наоборот, усилия показались смешными, а сам он — жалким. Проклиная себя, свою бесполезную божественную суть и все вокруг, он отправился куда глаза глядят.

Следующе два десятка лет прошли в бреду из смеси воспоминаний и фантазий. Лишь на часы выныривал он из этих грез, пока случайно не встретил жрецов Евгении, которые терпением и добротой вернули его к жизни. С тех пор прошло двести лет, и за все время полубог ни разу не влюбился, ни разу не вспомнил заветного имени.

Теперь же над Джиалло, вся в слезах, склонилась Мария, не та, но очень похожая на его умершую любовь.

— Ак, Ак, что с тобой?! — взволнованно кричала она, безостановочно тормоша его.

— Мария, это я, твой Джиалло, — ответил полубог, все еще находясь на грани яви и воспоминаний, и прошептал свое истинное имя.

В тот же миг белый туман скрыл Ака, а затем явил взору монашки урода, покрытого язвами и черными струпьями.

— А-а-а-а!!! — в ужасе отпрянула она от чудовища и взмолилась: — Спаси меня, Стелла!

И богиня явилась в ответ на отчаянный крик своей любимой послушницы — светлая точка появилась над полом и, стремительно разрастаясь, превратилась в изящный портал, откуда вышла женщина в белом одеянии. Облачение ее лишь оттеняло теплый свет, льющийся сквозь кожу небожительницы.

— Мария, я здесь! Что случилось?! — Она обняла свою послушницу.

Девушка ничего не могла сказать, лишь таращилась на полулежащего урода.

— А, так это твоих рук дело, негодник! — обратилась богиня к племяннику.

— Нет, нет, нет, — только и смог сказать Джиалло, вставая и протягивая черные руки к Марии.

— Не приближайся, несносный пакостник! О, я попрошу Евгению, чтобы она оставила тебя таким красавчиком до конца времен!

— Постой, Стелла… — начала было Мария, но та увлекла ее в портал, и Джиалло остался один.

Оглядевшись, полубог сел на постель и обхватил голову руками. Что за жизнь он вел — бессмысленную и неполную, состоящую из одной бесконечной игры. Настало время оглянуться и встретиться с прошлым. Пустота и одиночество снова подступили к сыну Атона, но были уже не так сильны — все же опыт прожитых лет достаточно закалил его.

Тяжелая ночь, полная раздумий и воспоминаний, прошла. Кто он и зачем ходит по земле — на эти вопросы ответа он не нашел, но это и невозможно сделать быстро. Тоска увязалась за ним, словно прилипчивая песенка, но он знал, что с ней делать.

Утром Джиалло уже был в порту и нанимался в давешнюю команду китобоя. Что может быть лучшим лекарством от сердечных переживаний? Тяжелая и опасная работа.

Школа как школа. Ну, спрятана надежно во глубине Великих гор, ну, изучают здесь тайные науки, подумаешь! Да, для отпрысков знатных семей и одаренных детей, разумеется, преподаватели самые лучшие, ну и что с того?! Все равно ведь занятия с утра до ночи, порядки строгие, домашки труднее некуда — в общем, сплошное разочарование, грусть-тоска смертная.