Дмитрий Орёл - Мю Цефея. Игры и Имена

— Послание от убийцы? — Петр неслышно вошел в кабинет и заглянул через плечо. — Ого! У нас такие монстрюки будут? Я бы взял!

— Я бы тоже. Но тут не подписан рисунок. Не знаешь, кто к нам в кабинет заходил?

— Пока я тут был — никого. Потом пришла уборщица, ну и я вышел, чтобы не мешать. До Ленки дошел. Потом до Артура.

— Уборщица… — повторил Стас. — Фанзиля?

— Да откуда я знаю, как ее зовут! Наша стандартная уборщица. Старушка эта. Темненькая. Слушай, может это все-таки послание от убийцы? Выглядит угрожающе. Или кто-то все-таки играет в тайного друга?

— Не знаю. — Стас пожал плечами. — Но это очень хороший тайный друг.

— Да. Ты недостоин.

Стас промолчал. Недостатки он готов был признавать, но чужие суждения — это недоказанный факт. Иными словами — ложь, смешанная с предубеждениями.

24.10.2019

В шесть вечера Петр пожал Стасу руку и, на ходу натягивая куртку, выскочил из кабинета. В коридоре уже раздавался скрип ботинок и цоканье каблуков. Наполовину приглушенные дверью прощания и пожелания хорошего вечера звучали, как голоса из громкого телевизора у соседей. Стас еще раз на всякий случай проверил почту, выключил компьютер и принялся медленно собираться.

Задерживался он по привычке. Приходить на полчаса раньше и уходить на пятнадцать минут позже. Меньше пересечений с людьми и необходимости пожимания рук, натянутых улыбок и ритуальных «привет», «здравствуй», «пока», «до свиданья», которыми люди обмениваются по необходимости, а не по желанию.

Эти ритуалы со временем превратились для человечества в нечто настолько связующее и повседневное, что чей-то намеренный отказ от них вводит людей в ступор и заставляет подозревать в сумасшествии, пренебрежении или тайной злобе. В простое «я не хочу это делать» никто не верит, предпочитая выдумывать тысячи иных причин.

Когда шум в коридоре наконец-то стих, Стас быстро вышел из кабинета, запер его и направился к лифту. Самое главное — задерживаться не больше пятнадцати минут. Иначе есть риск столкнуться с теми, кто остался, чтобы поработать еще полчаса-час.

На улице встретил промозглый октябрьский вечер в компании с легким дождем и холодным ветром. Они дружно сопроводили Стаса до метро и распрощались возле тепловой завесы, поставленной сразу за дверью. Там поток безличных людей подхватил Стаса и довел до турникета, а после втиснул в поезд. Наушники надеть не успел, сжавшаяся вокруг толпа мешала уткнуться в телефон. Только и оставалось, что развлекать себя привычным способом: представлять, что люди в вагоне метро — это последнее, что осталось от человечества.

Те, кто выходит на станции, — погибли, не сумев выжить в постапокалиптичной выжженной пустыне или занесенной ядерной снегом равнине. Те, кто заходит, — приток беженцев, которые сумели избежать всех трудностей и добраться до цивилизации.

Чем дальше по ветке к спальным районам, тем сильнее прослеживалась деградация и приспособляемость. Люди старели, их черты грубели, каблуки сменялись кроссовками, короткие юбки уходили, чтобы уступить место джинсам из толстой ткани.

Стас пытался вычленить лидера, который будет направлять остатки человечества, но то и дело удивлялся странным сочетаниям лиц. Волевой подбородок соседствовал с безвольными тонкими губами. Высокий лоб с залысинами сопровождался пустым взглядом и ощерившейся улыбкой.

А потом Стас на секунду встретился со спокойным умиротворяющим взглядом черных глаз Фанзили и тут же отвел взгляд. К тому времени в вагоне стало больше места, так что он отвернулся и попытался найти глазами уборщицу в отражении окна. Долго возиться не пришлось — она стояла на том же месте и продолжала смотреть на Стаса.

Он сглотнул, на секунду закрыл глаза, а когда открыл… ничего не изменилось. Фанзиля по-прежнему смотрела спокойно и выжидающе.

«Она знает, что я должен ее убить, — подумал Стас. — Но здесь люди. Я все равно не смогу».

Может, уборщица действительно знала, может быть, просто увидела знакомое лицо, а может, и вовсе не заметила Стаса и просто смотрела в одну точку, но этот взгляд в спину нервировал. Не его ли Стас чувствовал несколько дней назад?

Он протиснулся дальше по проходу. Ощущение взгляда исчезло, и только тогда Стас понял, как был напряжен. Даже ставшие мокрыми от пота подмышки вряд ли можно списать на давку и духоту — вентиляция в вагоне работала отлично.

Через станцию, когда поезд остановился, Стас увидел, что Фанзиля выходит.