Евгений Решетов - Император из провинции

Поздоровавшись, мы передали им наши подношения, после чего нас усадили за богато накрытый стол, где я украдкой стал смотреть на хрустальную посуду, дорогие ковры и двустволку, висящую на стене. Ещё моё внимание привлёк большой золотой крест, лежащий поверх белой рубашки Владимира Александровича. Всё это вызывало у меня ощущение того, что мне не повезло попасть в квартиру авторитета из девяностых, который так и не понял, что наступили новые времена. Да ещё и внешний вид дяди Гены почти кричал об этом. Он, набычившись, смотрел на меня из-под массивных надбровных дуг, сверля маленькими колючими глазками. Хорошо хоть Машка пошла в Елизавету Андреевну, а то бы ей тяжело пришлось в жизни с отцовскими чертами.

Кстати, её мама в это время попыталась развеять напряжённую атмосферу, воцарившуюся в комнате. Она принялась ненавязчиво расспрашивать меня о семье, планах на будущее и жизни в целом, а я вежливо врал, предельно аккуратно орудуя столовыми приборами, хотя это было сложно под неприязненным взглядом молчащего Владимира Александровича.

Почти сразу к нашему диалогу подключилась Машка. Она мигом заявила, что у меня самые серьёзные намерения в отношении неё. Я когда услышал об этом, то чуть куриной ножкой не подавился, а потом удивлённо посмотрел на девицу. Та ответила мне невозмутимым взором, а её обрадовавшаяся матушка, принялась вспоминать, какие в этом году есть красивые даты.

Даже дядя Гена, благодаря сильному заявлению Машки, соизволил нарушить молчание и хрипло спросил, чуть теплее глядя на меня:

– Как там в столице-то?

– Нормально, – деликатно ответил я, а потом со смешком добавил, чтобы ещё больше разрядить обстановку: – Вороны поют, люди купаются в химзащите в Москве-реке.

– А чего тогда в Грязьгород приехал?

– Природа мне ваша понравилась. Экология тут хорошая, – произнёс я, слабо улыбнувшись и мимолётом вспомнив, как без особых мыслей ткнул пальцем в настенную карту и попал в Грязьгород, после чего батя отослал меня именно в эту глушь.

– А люди как там в столице? Наверное, причёска, маникюр, каблуки, а рядом дружок его такой же идет? – насмешливо проговорил Владимир Александрович, проведя рукой по короткостриженым седым волосам.

– Это распространённое заблуждение, – защитил я население родного города.

Машкин отец скептически посмотрел на меня, а затем нежно глянул на коньяк и произнёс, сглотнув слюну:

– Ну, давайте за встречу.

Он ловко разлил коньяк по рюмкам, после чего все выпили, включая дам, а затем Владимир Александрович сел на отцовского конька и стал задавать мне каверзные вопросы. Я отвечал, чувствуя себя будто на экзамене по экономике, потому что беседа в основном крутилась вокруг денег. Мне опять пришлось врать. И, естественно, что я утаил свой основной источник дохода, сказав, что имею некий бизнес в интернете. В этот миг я посмотрел на Машку. Та одобрительно кивнула и украдкой показала большой палец.

Вскоре за таким «дружеским» разговором пропало содержимое бутылки, и дядя Гена пошёл на кухню за второй. Только он исчез из комнат, как я получил благословение от Елизаветы Андреевны, которая немного погрустнела, свято уверовав в то, что Машка вместе со мной уедет в столицу, покинув отчий дом. Меня такой расклад изрядно тревожил.

Меж тем вернулся Владимир Александрович. Он плюхнулся за стол, снова наполнил рюмки, а затем все опустошили их, после чего потекла вполне обычная беседа. Видимо, дядя Гена удовлетворился моими ответами, а может быть, он просто дошёл до той алкогольной кондиции, когда охота поговорить по душам, ведь буквально через минуту Владимир Александрович стал с упоением рассказывать, как он куролесил в лихие девяностые.

Так я узнал, что он недолюбливает сержанта Козлова. Мне пришлось сделать вид, что я с полицейским не знаком. Благо, что Машка ничего обо мне отцу не рассказывала. Я со смешанными чувствами посмотрел на неё. А та даже не обратила внимания на мой взгляд, так увлечённо она шушукалась с матерью.

В этот миг взор дяди Гены наткнулся на двустволку, и он осведомился, почесывая кадык:

– А как ты насчёт охоты? Шашлыков? Умеешь дичь жарить?

– Я когда последний раз огонь разводил, то заодно и побрился, – пьяно пошутил я, широко улыбаясь.

Тот сперва юмора не понял, а затем всё-таки его затуманенные алкоголем мозги уловили, в чём шутка, и он раскатисто расхохотался. Ещё над моей остротой посмеялась Елизавета Андреевна, а вот Машка наградила меня недовольным взглядом. Я почувствовал глухое раздражение.