Евгений Решетов - Император из провинции

– Не нашёл я его. Как сквозь землю провалился. Я бы подумал, что его Чёрный Ворон уволок, но часов в пять утра батюшку Кузёнкин видел.

– Это хорошо, что видел. Значит, отогнал отец Леонтий ту чертовщину крылатую, – проронил я и почувствовал, как вдоль спины пробежал холодок.

– Божий человек, – уважительно произнёс полицейский, глянув на небо. – Надо обязательно поговорить с ним. Авось ещё и научит, как всякой нечисти противостоять.

– Хорошо бы, – согласился я, посмотрев в окно на последние частные дома, которые находились в черте города. Дальше шла лишь дорога, которая постепенно затягивалась сумерками.

Мы продолжили беседу, разговаривая о всяком-разном, а вскоре подъехали к тому самому лесу. Его уже окутал вечерний мрак. Сержант направил автомобиль под кроны деревьев и свернул, немного не доезжая до поворота, ведущего к церкви. Тут мы наткнулись на поваленное дерево, перегораживающее дорогу. Чуть в стороне от препятствия находилась небольшая полянка, на которой стояла белая «Нива».

Козлов увидел её и радостно выдохнул:

– Их машина! Тут они значит!

– Это, конечно, хорошо, но дядь Коль, а тебе сразу не показалось странным, что капитан областной полиции ездит на «Ниве»? – выдал я, вылезая из «бобика».

– А что тут странного? – не понял он, тоже покинув машину, а потом сузил глаза и подозрительно спросил: – Или ты на что-то намекаешь?

– Нет, – быстро ответил я, слабо улыбнувшись. – В полиции работают самые честные и отзывчивые люди.

– То-то же, – хмуро обронил сержант и подошёл к автомобилю липовых полицейских.

Подёргал дверную ручку, убедился, что «Нива» заперта, потом потрогал капот, после чего решительно обошёл поваленное дерево и устремился вверх по дороге. Я потопал за ним, нервно глядя по сторонам. В темноте каждый куст казался маленьким Чёрным Вороном, который грозился вот-вот воткнуть в меня острейшие когти. Мне стало нехорошо. По вискам заструился пот, а грудь сдавило, словно её сковали железными обручами. Похоже, что на меня впервые в жизни обрушился приступ панической атаки. Как бы я не храбрился, но встреча с Чёрным Вороном оставила глубокий след, и вот сейчас он вылился в такое состояние. У меня даже пальцы затряслись. Если бы не полицейский, который уверенно шагал по тропинке, то я бы уже рванул к машине, чтобы свалить отсюда подальше. Но самообладание Козлова не позволяло мне этого сделать. Полицейский стал для меня тем маяком, который вывел мой дебаркадер из бушующего моря тревоги. Я почувствовал, как приступ отпустил меня, оставив после себя лёгкую нервозность, которая в такой ситуации была вполне естественной.

Меж тем мы приблизились к старой мрачной деревне, окружённой высокими деревьями. Более молодые деревца уже росли прямо между домами, многие из которых оказались разрушены. Их крыши давно провалились, а тёмные от времени брёвна лежали в густой траве. Пустые окна недобро взирали на двух путников, пришедших сюда. Воздух пах дубовыми желудями и травой, а тишину нарушали лишь поскрипывающие ветви и насекомые.

Вон там, возле колодца, чернело пепелище, среди которого в одиночестве стояла русская печка, расписанная матерными словами. Немного правее от неё – один из трёх уцелевших домов. Он был густо облеплен зелёным мхом и жёлтыми пятнами лишайника. На двухскатной крыше росла трава. А за мутными оконными стёклами играло пламя свечей.

Козлов прошептал, облизав губы:

– Вот тут колдунья живёт.

– Ага, – проронил я, глядя на проторённую тропку, которая вела к покосившему крыльцу. – Ходят сюда люди, ходят.

– Идиоты, – процедил полицейский и двинулся к двери, обитой кусками чёрной потрескавшейся кожи.

Он взошёл по поскрипывающим ступеням и громко постучал. Я замер у него за спиной, прерывисто дыша в лысый затылок с двумя складками. Внутри дома послышалась какая-то возня, а затем дверь со скрипом отворилась и перед нами предстала горбатая старуха, опирающаяся на кривую клюку.

Она была такой страшной, что я чуть зрение не потерял, а бравый полицейский выдохнул:

– Матерь родная…

– Вы явно пошли в отца, – шепнул я ему на ухо непослушными губами, внутренне содрогаясь от вида сморщенного лица с большим крючковатым носом, под которым густо росли седые волоски. Над верхней губой старухи был целый лес с горой-бородавкой. Она имела неприятный лиловый цвет. Щёки единственной жительницы деревни оказались впалыми и серыми, а волосы были длинными и нечёсаными. Они седыми прядями закрывали её шею и заканчивались там, где у молодой девушки обычно расположена грудь, а у старухи же вторичные половые признаки свисали до пупа.