Кирилл Еськов - Rossija (reload game)

— Кто разбойник? — удивился Вологдин. — Иво Шенкенберг? Да. Он разбойник. И подлец. А нам тут всё равно понадобится кто-нибудь для грязной работы. Для совсем грязной…

От сотворения мира лета 7072, декабря месяца четырнадцатого дня.

По исчислению папы Франциска 24 декабря 1563 года (второй день Смуты), ближе к вечеру.

Преображенская слобода .

— …И Бог, наш создатель, сказал: «Прокляну». И проклял!

Концовка сегодняшней катакомбной проповеди протопопа Гермогена вышла ударной: глаза собравшихся при оружейке стрельцов разгорелись ярче обычного.

— Господь, жги! — веско резюмировал первый.

— Это ты про Блудницу на Семи Холмах? — кивнул второй в направлении истаявших уже в снежных сумерках московских куполов.

— Знамо дело.

— Дык тут и поближе найдется — чего запалить не мешало бы, — мрачно усмехнулся третий. — С четырех концов, дверь бревном подперевши.

— Вот так прямо и — запалить?

— Дык. Не знаю, как там белое и белый , и как солнышко зимнее — но уж живой огонь -то для ЭТИХ наверняка не пользителен!

…Вначале было слово, и слово это было — ЖГИ.

И дюжина пар глаз, глядящих на него в упор, и дюжина пар рук, деловито разбирающих из пирамиды аркебузы и бердыши:

— Ну, веди уже, отче наш!..

Офицерское собрание меж тем внимало насмешливому речитативу Невзглядова:

Скоморох был любимцем воистину всенародным, и оттого мог позволить себе говорить что угодно в глаза кому угодно; перебрал струны гишпанской гитары (заграничный инструмент был подарен ему в прошлом году Мармотным; когда же любители к бердышу приравнять перо пытались ему пенять «приятельствованием с псами режима », он высокомерно ронял: «Уж извиняйте, но между НАМИ, демиургами…») — и продолжил:

— Эт-точно! — согласно кивнул Шестопалов, отсалютовав скомороху кубком; господа офицеры дружно последовали примеру командующего и немедленно выпили .

Тут как раз подоспел вестовой:

— Воевода! Там опять гонцы из Коломенского, от Адашева. Их там кромешники обложили — царя Владимира к себе в Кремль требуют. Скачите, зовет, на подмогу, во весь опор, а то совсем уже нам худо!

— Как он сказал? «Совсем худо» и «во весь опор»? — переспросил Шестопалов. — Ну нет, тогда мы будем во весь опор сидеть здесь ! Пока там не прояснится точно — кто берет верх.

И тут в дверях нарисовался дежурный по гарнизону, на котором не только лица не было, а пожалуй что и всей головы, и свое: «Воевода, беда!» он выдохнул так, что командующий (обладавший отличным чутьем на неприятности) двинул наружу едва ли не бегом, даже не накинув шубы и не выслушав доклада — «На ходу расскажешь!»

Торопиться, впрочем, было уже ни к чему.

Сруб Спецчасти полыхал, подожженный с четырех концов , в дверь его, подпертую снаружи бревном , кто-то еще слабо колотился, а густеющее оцепление стрельцов угрюмо вслушивалось в несущиеся изнутри вопли сгорающих заживо.

— Окошек-то у НИХ там не предусмотрено, — зачем-то пояснил дежурный.

— Т-твою-то мать… — только и сумел вымолвить воевода, и безнадежно поинтересовался:

— Люди там, внутри, были?

— Никак нет, только комиссары!

…При необходимости «не герой и не гений» Шестопалов умел действовать быстро, смело, и изобретательно:

— Где там парламентер со Знаменки, от Вологдина?

— В холодной сидит, где и все прочие.

— Немедля ко мне его, в штаб! А этим, в Коломенское, передайте, чтоб держались: кавалерия-де к ним на выручку уже скачет, во весь, тэк-скэть, опор…

— Короче говоря, вы их упустили .

— Не вели казнить, Государь. Их ищет вся наша сеть — безуспешно. Сами понимаете, что сейчас творится в Москве…

— Догадываюсь…

— С другой стороны, наши… э-ээ… конкуренты их не нашли тоже. Пока не нашли.

— Но — ищут?