Кирилл Еськов - Rossija (reload game)

Следующим, по протоколу, должны были вносить престол Патриарха. Вместо него черноризцы втащили массивное седалище патриаршьего местоблюстителя Ионы. Оно было поменее годуновского, но как бы не потяжелее — местоблюститель любил золото и черное дерево. Разумеется, обыскали и его — кромешники с участием годуновских, и, разумеется, с тем же результатом.

Затем в залу занесли турецкой работы оттоманку — для Адашева. Что до Цепеня, то этот имел обыкновение сиживать в такого рода собраниях на раскладном походном стульчике с сиденьем из солдатского сукна (Годунов как-то раз поинтересовался у Господаря о мотивах такого вызывающего аскетизма. Тот, усмехнувшись в усы, ответствовал: «Нэ мэсто красыт челавэка, а челавэк мэсто»). Для всех остальных втащили лавки.

Началась рассадка. Сначала зашли трое годуновских гридней, потом трое кромешников, потом черноризцы в том же количестве. Уже под их присмотром начали запускать разных прочих.

Решительным шагом в зал вошел боярин Данила Семенович Фомин. Если ветхий Иона был правой рукой покойного митрополита, то Данила Семенович был его рукою левой: начальником службы собственной безопасности Пимена и его личной охраны. В лике и стати Даниила Семеновича не было решительно ничего церковного, зато много лихого, чтобы не сказать разбойного. Годунов им прямо залюбовался. Тот огляделся мельком — и сразу вышел обратно; всё верно — его место сегодня снаружи.

За Фоминым должен был заходить кто-то из годуновских. На сей раз это оказался Сильвер.

Долговязый Джон был хмур. Вопреки обыкновению, попугая своего он в этот раз не взял. Непривычно пустующее плечо англичанина наводило на очень нехорошие мысли. Похоже, тот был уверен, что разойтись добром не получится, и зеленого друга решил поберечь. Сам, правда, явился по первому зову — в отличие от кой-кого из тех, в ком Годунов до сегодняшнего дня был вполне уверен, а оказалось — зря…

Кромешники быстро обтрясли англичанина, не больно-то рассчитывая на поживу. Новичок потянулся было за костылем, и тут же с отвращением отдернул руку. Годунов наблюдал такую сцену не впервые, но всякий раз получал от нее толику удовольствия. Вампиры, хоть и имели немало преимуществ перед обычными людьми, были всё же вполне уязвимы. Они береглись от солнца, серебра, зеркал (что было не совсем понятно: вопреки легендам, они в них преотлично отражались), чеснока и осины; всё это и должны были отлавливать на входе караульные кромешники. А вот рябина — «ирландское дерево», отгоняющее всякую нечисть и нежить — в тот, согласованный некогда триумвирами, протокол по какому-то недогляду не попала; требовать же расширения закрытого списка под конкретный, всей Москве известный предмет — костыль одноногого моряка — Господарь резонно почел за потерю лица… Не то чтоб рябина упырям вредила всерьёз, но было в этом дереве нечто противное их натуре. Вот и сейчас старший досмотровой группы покрутил деревяшку руками в перчатках, будто это был горячий металл, и тотчас вернул, процедив: «Проходи!»

А вот Адашева шмонали долго. Не то, чтоб его почитали за «прямую и непосредственную угрозу», но в последнее время лидер старопрежней Избранной Рады стал излишне рассеян — вероятно, от неумеренного употребления горячительных напитков. Пил Адашев крепко, и однажды заглянул к Владимиру Владимировичу сразу после обеда, случайно (якобы…) прихватив с собой серебряную ложечку: как и все люди его положения, ел-то он с серебра. Господарь на пьяного дурака не то, чтоб осерчал, но казус сей запомнил. И наказал своим — присматривать за рассеянным в оба, а то ведь, неровен час, в следующий раз прихватит невзначай уже не ложечку, а вилку; с вилками-то, сами знаете, случались исторические прен-цен-денты … Но на сей раз в карманах царского постельничего не обнаружилось ничего опаснее старой чесночной шелухи.

Чинно отдуваясь, занял свое место тучный Генрих Штаубе, руководитель Пятой — экономической — службы Особой контрразведки: Годунов счел, что нарытые верными немцевыми «пятачками» горы компромата на простодушных церковных гешефтмахеров могут пригодиться по ходу неизбежной разборки. Иностранный специалист старательно изображал из себя солдафона и фанфарона, будучи на самом деле человеком весьма дельным и по-своему даже честным (Борис Феодорович, будучи, как уже говорено, гранд-мастером подбора и расстановки кадров , давным-давно постановил для себя, что соотечественников, при любых их достоинствах, лучше держать поодаль от любых дел, связанных с деньгами: «Нашим можно доверить свою жизнь, но лишь полный дурак доверит им червонец — такой уж мы народ, против природы не попрешь…»)