Кирилл Еськов - Rossija (reload game)

Сочинение Курицына начинается со слов:

«Был в Мунтьянской земле воевода, христианин греческой веры, имя его по-валашски Дракула, а по-нашему — Дьявол. Так жесток и мудр был, что, каково имя, такова была и жизнь его» [23] Здесь и далее эссе Курицына цитируется по: Хрестоматия по древней русской литературе XI–XVII веков. — Под ред. Н. А. Аблеухова. — Вятка, Университетское издательство, 1956. .

Это вроде бы похоже на традиционное для Европы осуждение зверств Цепеша. Но, отдав формальную дань приличиям, Курицын далее предлагает читателю не что иное, как слегка завуалированную апологию правления Дракулы — «Строгого, но справедливого».

А именно, он пишет буквально следующее:

«И так ненавидел Дракула зло в своей земле, что если кто совершит какое-либо преступление, украдет, или ограбит, или обманет — не избегнуть тому смерти. Пусть будет он знатный вельможа, или священник, или монах, или простой человек, пусть он владеет несметными богатствами, все равно не откупится он от смерти. Так грозен был Дракула».

Итак, это тот самый мир, который мы подробно описывали ранее: мир тоталитарной утопии в спартанском стиле, где нет преступлений и пороков благодаря всеобщему страху перед неотвратимым наказанием.

И ведь нельзя отрицать своеобразную привлекательность этого идеала! Думается, изрядная доля наших читателей проголосовала бы за то, чтобы в его стране зло каралось безо всяких изъятий, и чтобы преступник не мог ни откупиться, ни воспользоваться «связями» или «особым социальным статусом». Глядя, например, на всем известных поименно боссов организованной преступности, которых нельзя и пальцем тронуть из-за «юридического крючкотворства», или на коррупционеров, прикрытых броней парламентской неприкосновенности…

Как же добиться подобного идеала? Как мы уже поняли, это вопрос тотального террора, обращенного как к массам, так и к элите. При этом важно, чтобы карались не только преступления (упомянутые в законодательстве), но и вообще любые отклонения от социальной нормы.

Вот пример такого подхода:

«Однажды ехал Дракула по дороге и увидел на некоем бедняке ветхую и разодранную рубашку и спросил его: „Есть ли у тебя жена?“ — „Да, государь“, — отвечал тот. Дракула повелел: „Веди меня в дом свой, хочу на нее посмотреть“. И увидел, что жена бедняка молодая и здоровая, и спросил ее мужа: „Разве ты не сеял льна?“ Он же отвечал: „Много льна у меня, господин“. И показал ему множество льна. И сказал Дракула женщине: „Почему же ленишься ты для мужа своего? Он должен сеять, и пахать, и тебя беречь, а ты должна шить ему нарядные праздничные одежды. А ты и рубашки ему не хочешь сшить, хотя сильна и здорова. Ты виновна, а не муж твой: если бы он не сеял льна, то был бы он виноват“. И приказал ей отрубить руки, и труп ее воздеть на кол».

И снова спросим о том же. Разве общество и государство не должны стремиться к тому, чтобы все люди без исключения и в полной мере отвечали за все свои действия? Праздность, безответственность и пренебрежение своим долгом заслуживают порицания и наказания, верно? Строгость того наказания может (и должна) быть предметом обсуждения, но сам-то принцип это не отменяет!

Отсюда ясно, что особо жестко должны караться преступления в сфере морали. Мы уже имели случай указать ранее (разбирая, как типовой случай, итальянскую тоталитарную утопию Франческо Доли), что одно из ключевых, диагностических различий между авторитаризмом и тоталитаризмом состоит в их отношении к либеральной максиме «Государству не должно быть дела до того, что творится в спальнях его подданных». Так вот, авторитарные режимы (среди которых были и есть крайне неприятные и по-настоящему кровавые) этому правилу, как ни странно, следуют, тогда как тоталитарные (даже сравнительно вегетарианские) — из тех спален просто не вылезают. Предоставим опять слово Курицыну:

«Если какая-либо женщина изменит своему мужу, то приказывал Дракула вырезать ей срамное место, и кожу содрать, и привязать ее нагую, а кожу ту повесить на столбе, на базарной площади посреди города. Так же поступали и с девицами, не сохранившими девственности, и с вдовами, а иным груди отрезали, а другим сдирали кожу со срамных мест, или, раскалив железный прут, вонзали его в срамное место, так что выходил он через рот. И в таком виде, нагая, стояла женщина, привязанная к столбу, пока не истлеет плоть и не распадутся кости или не расклюют ее птицы».