Алексей Клочковский - Сеть

– А вы, Аркадий? Что для вас самого важнее, интереснее – наука или искусство?

– Ох, милочка!.. Что такое наука, и что такое её дары? – с глубоким вздохом отозвался Бац. – У меня иногда создаётся впечатление, что Господь Бог, или какая-то сила, которая наблюдает за нами, опекает нас, – если, конечно, таковая существует, – так вот, она, эта сила, наблюдая за нами, за людьми, за человечеством… смеётся!

– Смеётся? Почему?

– Ей весело, ей смешно глядеть на нашу гонку в научно-технологическом развитии. Я помню то время, когда появлялись первые айподы и айфоны, помню ажиотаж по этому поводу среди молодых людей, увлечённых техническими новшествами… Вот новинка появилась, вот ещё новинка, а вот ещё одна навороченная новинка – то есть всё это вроде бы создаёт ощущение, и ощущение иллюзорное, что жизнь прогрессирует, жизнь продвигается от худшего к лучшему, какое-то возрастание происходит… а ведь на самом-то деле нет этого, жизнь человеческая стоит на месте!

– Поразительно! – Лиз завращала головой, глядя расширенными глазами то на меня, то на Аркадия. – И это говорит человек, которого Уилл охарактеризовал мне, как интеллектуала и «духовного архитектора новой эры»!

Бац, словно полностью потерявший энергию за время беседы, вдруг осунулся. Резче стали выделяться его морщины, взгляд потускнел. Неподвижно глядя перед собой, он продолжал:

– Я понимаю – вы люди молодые, вас захватывает эта гонка за «новым», но… Давайте попробуем посмотреть на всё чуть иначе. За ближайшие, скажем, пятьсот лет все возникающие технологии, стремительно развиваясь, тем не менее, не удлинили жизнь человека. Человек живёт семьдесят-восемьдесят лет – как и пятьсот лет назад. За ближайшие пятьсот лет наука не избавила человека от страданий… нет-нет, не возражайте! Мне хорошо известны возражения, которые вы можете привести… Да, – какие-то болезни побеждены – но на их месте появились другие. Да, – человек стал жить комфортнее – но стал ли он жить счастливее? За мою жизнь я работал во многих разных комиссиях (здесь Бац чуть оживился, напитав интонацию язвительностью), и знаю, что и сейчас, несмотря на развитие науки, много голодных, больных, много несчастных, нелюбимых и нереализовавшихся – как и полтыщи лет назад… Ну и зачем же, тогда, спрашивается, все эти «новейшие разработки»? – Бац сердито повысил голос.

Он выглядел совсем понурым; для нас, завсегдатаев «Уголка», такая перемена настроения была не в новинку – у старика случались подобные внезапные «заходы». Но Лиз, как свежий здесь человек, была крайне удивлена, я это видел по выражению её лица. Она замерла, напрягшись, и хмуро, с плотно сжатыми губами слушала, словно боясь произнести хоть слово.

– … А все эти нанотрубки, майнд-машины, НКИ – всё это будто бы и впрямь, как вы выразились, – игрушки. Игрушки, которые Господь Бог позволил человеку отыскать, всего лишь для того, чтобы человеку не было скучно существовать, чтобы он постоянно, как белка в колесе, бежал, быстрей, быстрей, быстрей… (Бац раздражённо совершал в такт словам круговое движение указательным пальцем) в напрасной надежде догнать, дотянуться, схватить-таки вожделенное решение всех проблем… Бежать!.. За новой «революционной» технологией, потом за самой новой, потом за суперновейшей, – бежать, бежать… оставаясь при этом на месте. Оставаясь на месте и ожидая неминуемого конца.

Лиз нерешительно поглядывала на меня, ища выручки – она, ясно, не понимала, какая реплика была бы уместна, и как вообще дальше должен продолжаться разговор.

– Ну, блин! Начал за здравие, кончил за упокой! – развязно произнёс я, широко улыбаясь. – Аркадий, вы не должны перед иностранной журналисткой демонстрировать такие мрачные воззрения! За державу обидно!

Бац бросил на меня короткий быстрый взгляд и улыбнулся.

– Да, я что-то немного… кхе-кхе… – он встал, быстро несколько раз сжал и разжал длинные пальцы. Потом преувеличенно бодрой походкой прошёлся по комнате и, оживляясь, предложил:

– А не желаете ли поприсутствовать на нашем собрании защитников природы? Уж там-то разговоры повеселее! – он ещё не вполне овладел собой, и я уловил в его словах вновь проявившуюся толику язвительности, которую он, впрочем, затушевал благодушной мимикой.

– Нет, нам пора идти. Спасибо за интересную беседу. Лиззи для её очерков пригодится то, что она здесь услышала, – сказал я, вставая с дивана и протягивая ладонь для рукопожатия.