Алексей Клочковский - Сеть

У Аркадия приподнялась левая бровь и уголок губ, а в ставшей доверительно-заговорщической интонации растворилась капелька ехидцы:

– Не отпускайте Илью от себя ни на шаг – и Пулитцеровская премия вам гарантирована…

Лиз улыбнулась.

– Пулитцеровская… Шмулитцеровская… Зачем нам это? Не на-аше это всё, не ру-усское!.. – проворчал один из «деревенщиков», подходя к нам с бокалом мороженого в руке. – Бац, ну сколько ещё ждать этих твоих борцов за чистоту природы? У меня жена, – он боксёрским жестом выбросил упитанный бледный кулак из манжеты, взглянув на часы, – приедет через час сорок пять, мне её край встретить надо. Что нам останется для этой вашей дискуссии?

– Не переживай, всё успеется, – Бац успокоительно тронул пальцами пиджачный локоть «деревенщика». – Вот пока наши гости, дама с Илюшей, вполне, я надеюсь, не против побыть борцами за чистоту природы… Мы немножко позже поговорим, хорошо? – кивнул мне Бац, безошибочно учуяв, что я именно для разговора с ним привёл Лиз. – А сейчас извините, мне нужно отлучиться… – он исчез так же стремительно, как и появился.

– А вы, видимо, тоже с Ильёй трудитесь? Или на нашу экологическую собирушку пришли? – голос «деревенщика» был высокий и сипловатый, интонация неторопливая и недовольная, словно ему весь мир должен был. Он с ленцой и без любопытства поглядывал на нас искоса сквозь толстые стёкла очков.

– Она журналистка. Из Штатов… – за неё ответил я.

Рыхлая фигура «деревенщика» подобралась, нижняя губа у него сомкнулась с верхней так плотно и резко, что даже пушистая борода веником заметно дёрнулась.

– Из Шта-атов… – протянул «деревенщик», жестом приглашая нас присесть на ближайшие креслица возле низкого стеклянного столика, рядом с двумя своими собратьями-писателями.

– Ну и как там у вас, в этих ваших Штатах?

Я слегка напрягся, но тут же и расслабился: у «деревенщика» «этих ваших» – всего лишь привычный оборот, а Лиз, казалось мне, не настолько вникла в нюансировку русской речи, чтоб заподозрить в «этих ваших» легчайшую пренебрежительность.

– А что это за «Шмулитцеровская» – премия, видимо? – о которой вы сказали? – наивно поинтересовалась Лиз.

Двое других «деревенщиков» с интересом взглянули на неё. Один из них, которого я видел здесь всего пару раз и потому не запомнил его имени, крупный и улыбчивый, произнёс низким приятным голосом:

– Не обращайте внимания – пустяшный морок, возникающий при столкновении двух языков…

– Вернее сказать, – при столкновении двух культур, двух подходов к жизни, двух образов бытия, являющихся супротивниками… – своим недовольным тоном пропел бородатый.

– Так уж и супротивниками? – вставил я.

– Действительно! Отчего супротивниками? – обернувшись к коллеге, примиряюще поддержал меня обладатель баса. – Все культуры, все языки из корня единого, и корень тот – праславянский, идущий от древних арьев-земледельцев… посему русский язык, будучи началом начал, отечески объемлет все прочие языки, в том числе и язык нашей гостьюшки дорогой…

«Осталось только добавить «ох ты, гой еси, красна девица Лизавета свет Этеридж…» – подумал я.

Лиз немного нахмурилась – ей нелегко было понять прозвучавшую тираду. Впрочем, и мне тоже, хоть я и не был американцем.

– Вы хотите сказать, что английский язык имеет связь с русским?

– А как же, девонька! Узри сама – несть числа словесам, коими вы беседы полните, а о том не ведая, что их сродство с речением роським… Ну, скажем – «бренд». Сие от роського народного глаголу «сбрендить», а такоже с существительным «бред»…

– Простите, – а «тренд» тоже русс… роськое слово?… – прервал я. «Деревенщик» с энтузиазмом закивал:

– Конечно, друже! «Тренди-бренди, балалайка, тренди-бренди – бабла дай-ка!» – было некогда такое присловье…

– Ну уж «бабло»-то тут причём?! «Бабло» – это современная, новая идиома!

– Ошибаетесь! Нет ничего нового под луною, всё новое – беспамятством нашим забитое старое. Иль молвить желаете, что в те времена, что от нас далече, языцы в пропитании, одёже, сбруе и другом товару не нуждались, а коли так, то и бабло им не потребно было? «Тренди-бренди, бабла дай-ка» – сие присловье у коробейников да скоморохов было во временам оны. Идёт он, сердешнай да босый, по Руси, торгует, или народец веселит, на балалаечке-то играет, да и напевает: «Тренди-бренди, балалайка, тренди-бренди – бабла дай-ка!» – убеждённо заявил писатель. Бас и взгляд у него были по-доброму наставительные, улыбка приятная. Я немного помолчал. Вспомнив, спросил: