Александр Чубарьян - Рассказы

Порошка мало, а желающих много. Я выхожу в туалет, чтобы не видеть, как счасливчики будут нюхать кокаин — мне кажется, что поступаю я более, чем благородно. Последнее, что я слышу перед тем, как захлопнуть дверь, это робкий (куда подевалась твоя надменность?) голос зализанного:

— Только мне оставьте…

Могу поспорить на тот же червонец, что получит зализанный не кокс, а болт от Братской Гэс.

В туалете я закуриваю сигарету, но зажигалку не тушу. Подношу ее к пластику, которым обиты стены сортира и наблюдаю, как он начинает вздуваться. Меня прёт, мне нравится наблюдать за желто-коричневыми пятнами, появляющимися на белом фоне пластика. Зажигалка выпадает из руки на пол, я закидываю голову и медленно выдыхаю дым.

Какого черта я здесь сижу, как последний лох?! Там же кокаин!

Я выскакиваю из туалета и иду в зал. Мне сразу видно, кто уже понюхал: толстый Саня, Швед, Марина, Вован, Маша…

К зеркалу пытается примоститься «крутой» Вадим. Уже поделена порция на две дорожки и свернута в трубочку десятирублевая купюра, Вадим нагинается над кокаином…

Я подхожу и трогаю его за плечо:

— Слышь, тебя к телефону. Срочно.

— Кто? К какому теле…

— Там, на кухне трубка снята, иди быстрее.

Вадим недоверчиво смотрит на меня и я нервно бросаю:

— Иди, блин, там женский голос, плачет вроде!

Видимо, он провел какую-то ассоциацию и допустил возможность такого звонка.

Вадим встает и я выхватываю у него свернутую десятку.

— Я пока попробую.

Вадим мгновение колеблется, затем бросается в сторону кухни.

А я нагинаюсь, вставляю бумажную трубочку в ноздрю, другую зажимаю.

Вдох!

Другая ноздря!

Вдох!

Вспышка. Еще одна.

Я чувствую, я физически ощущаю, как расширяются зрачки, как в мозг отдает волна чего-то резкого и в то же время нежного и приятного. Говорят, что кокаин действует по-разному в зависимости от ситуации, что, как правило, он расслабляет… Чепуха! Кокаин не может расслаблять. Он заставляет действовать, заставляет поверить, что жизнь стоит того, чтобы жить.

Нос слегка печет — я не столь часто употребляю кокс и слизистая оболочка еще не привыкла к этому раздражителю. Плевать! Мне хорошо, мне очень хорошо.

И кентам моим тоже хорошо: Сане, Вовчику, Марине, Маше… Маша. Золотце. Рыбка моя. Я хочу тебя. Если бы ты могла понимать язык взглядов, я бы рассказал тебе, что я мог бы с тобой сделать. Если бы… мог бы… вот бы…

Заходит Вадим. Заходит и смотрит на меня — делает вид, что шутка удалась и ему понравилась, хотя, я уверен, дай ему возможность и он убил бы меня. Моя порция кокаина была последней.

Миша возится с магнитофоном — ему удается включить его и в комнату врывается Курт Кобейн со своей бессмертной «Smells like teen spirit».

— А нет чего-нибудь поприличнее? — гнусавит зализаный.

— Тебя как зовут? — спрашивает Миша.

— Костя. — зализаный ждет, что Миша представится, но в ответ слышит:

— Костя, где водка?

— Кто?

— Я говорю, водка где?

— Где? — тупо переспрашивает Костя и сразу же поправляется. — Ребзя, я ведь порошок…

Его уже не слушают. Старое детское выражение звучит настолько нелепо, что все, кроме самого Кости и Инги начинают смеяться. Пока Миша не поворачивает звук на полную громкость. Тогда Инга бросается к магнитофону и выключает его.

— Соседи… — начинает она и Миша поднимается с корточек. Нажимает «Play» и начинает танцевать перед Ингой. Дерганые телодвижения похожи на ритуальный танец какого-нибудь гяитянского жреца вуду — Инга пятится от него, пока они не выходят из зала.

Толстяк в это время что-то тихо и настойчиво втолковывает Вадиму. Тот неохотно кивает головой, затем лезет в карман и достает деньги. Толстяк манит Костю…

Через минут пятнадцать на столе стоят три бутылки водки.

Я сижу на диване — в одной руке у меня сигарета, другая рука путешествует по Машиным ляжкам. Сама Маша занята глубокими поцелуями с Мишаней — мне все равно. Я никогда не был против групповухи, но сейчас мне просто не хочется заниматься сексом. У меня расслабленное состояние и глажу Машины ноги я чисто автоматически — сигарета сейчас мне приносит много больше удовольствия.

Инга стоит в дверях и смотрит на меня. Точнее, на сигарету, пепел от которой я сбиваю в чью-то тарелку. Вдруг она резко поворачивается и уходит, бросив перед этим на меня странный взгляд.

Я встаю и иду в спальню — основное движение в ней и мне интересно, что же там происходит.

Что творится в спальне я понимаю, едва попадаю в коридор. Приторный, слегка сладковатый и дурманящий запах анаши доносится именно оттуда.