Сергей Антонов - 2-Герой-2

Бык утвердительно фыркнул.

– Надо разобраться, – решительно сказал он. – Тот говорил, что я расист, вы говорите – издевательство какое-то. Морду бить надо за такие слова! – заорал Маллиган, рассвирепев. – Невест в заложники брать – это вы да, мастера!

– Я никогда не воровал людей, – оскорбился Тычку Егор. – Я барон-мститель, я мщу, я убиваю, – но я никогда не воровал людей, Маллиган! Но если под рукой оказалась – почему нет?

– Странные вы существа, цыгане! – заявил Маллиган. – Так мы будем языками молоть, или дело делать?

Барон захохотал. Он поднялся, спрятал скорчер под тогу. Открыл стену зала суда и выкатил лабораторный столик с точечным ментографом.

– Маллиган, берегись, если ты хоть слово соврал, – казнь ужесточится стократно, – предупредил он. – Ложь – тягчайшее преступление. Мужчины не лгут.

– Давай-давай, – не сбавляя накала сказал Дон. Барон пожал плечами, протянул от столика к Дону кабель, нацепил Дону на бритую голову приемник, включил ментограф и вернулся на место. С монитора исчезла Энди и появился график.

– Рассказывай, Маллиган. Закрой глаза.

Дон закрыл глаза, помедлил, увидел перед собой вечерний Столичный Дублин, – как Дон выходит из "сто пятого" автобуса, – а от остановки до фасада Административного Управления Космопорта "Макморра", к которому сбоку пристроен ресторан, идти всего ничего – минут десять… В руке мягкая толстая ручка кофра, а с плеча свисает сумка с концертным костюмом, и мир прекрасен, а Бык молод…

– Одиннадцатого августа триста пятидесятого года, около десяти вечера, я, Дон Маллиган, по прозвищу музыкальный Бык, явился на работу в ресторан "У Третьего Поросенка"…

– Ужаснее всего – взял бы я, и шлепнул бы тебя сразу, не задавая вопросы… А ведь я так и собирался сделать… – сказал миролюбиво Тычку Егор. – Фу, ай-яй, миленький, как на душе-то у меня нехорошо… Вот что значит юридическое образование. Три года я за тобой гонялся, ну и решил сделать себе подарок – вспомнить студенческие времена; помню, частенько мы с братьями-гуманоидами процессы устраивали… Пили, правда, много…

Барон одолжил Дону штаны и чехлы-бахилы на ноги от пустолазного костюма. На борту "шатра" температура не поднималась выше десяти градусов: сам барон давно привык, но Дон покрылся пупырышками сразу после приговора, когда бояться смерти стало нечего и пот на теле подсох. Барон пустил Дона погреться у электрокамина в своей каюте, покормил его мясом (за последний час Бык успел основательно проголодаться) и напоил горячим вином.

Гитару Тычку Егор извлек из настенного шкафа: пыльная, пластмассовая, она оказалось восьмиструнной, но Бык недаром звался Музыкальным и видал виды: он попросил у барона стило, снял со стила колпачок и, заведя ослабленные "ре" и "ля" за гриф, закрепил их, просунув колпачок под порожек на головке грифа. Струны старые, металлизированного нейлона, полгрифа после девятого лада не строило, но доказательство, требуемое Тычку Егором, Бык так и так исполнял в первой позиции. Бык повозился с тугими колками, налево-направо откашлялся, сделал лицо и ударил по струнам. Глуховатый тон, струны спускали ноту прямо под пальцами, но – гитара как-то трындела, и Бык решил не обращать внимания.

С тех самых пор он "Дросселей" нигде не пел. Из суеверия. Как песня впервые началась, так она и закончится. Но нынче повод имелся стопроцентный. Уже открыв рот, Бык сообразил, что три веселых прошедших года с легкостью могли выветрить стихи из памяти вон – была у него такая профессиональная проблема, забывал стихи, – но все обошлось.

К концу песни Тычку Егор сполз со стула, твердо утвердился на четвереньках и начал икать и плакать, бессильный глотнуть воздуха. Реакция барона очень Быку понравилась. Оставалось только сожалеть, что не все цыгане обладают столь отменным, адекватным вкусом понеже чувством юмора. Дон повторил последний куплет, наддав экспрессии, доиграл тему и, прикрыв изнасилованные струны ладонью, скромно сказал:

– Не в голосе я что-то сегодня… Вам понравилось?

– Ох… ух… тох… бох… ба-гар-ра! – выговорил барон и сел на зад, глядя на Дона сквозь слезы и шумно дыша. – Ей… ей-ще… ох… миленький!

– Пожалуйста, – сказал Дон просто. На этот раз песня произвела на Тычку Егора прямо обратное действие. Он помрачнел, косился в угол, а во время проигрыша поднялся на ноги, и стал бродить перед Быком, иногда заходя ему за спину – неприятно. Дон закончил. Тычку Егор вернулся на свой стул и угрюмо промолвил: