Майор зло дернул щекой. Повернулся к освещенному фарами фасаду дома. На стене плавали гигантские тени. Во всех окнах горел свет. На балконах, перегнувшись через перила, замерли черные фигурки людей.
Подбежал запыхавшийся сержант. Майор покосился на его потное, распаренное лицо.
— Безруков, лично отвечаешь за халдея, — майор кивнул на бармена. — Пропадет — сгною!
— Может, сразу — в кандалы? — Сержант потянулся к наручникам на ремне.
Майор обжег его взглядом и пошел к группе людей в форме, прятавшихся в тени палисадника.
Все активно курили, сопели и тихо матерились. Лица были смутно освещены огоньками сигарет. Майор отыскал взглядом начальника отделения.
— Петр Кондратьевич, узнал только, что он русский. В смысле, не чечен, — отрапортовал майор.
— Обрадовал, бля! — процедил начальник.
Остальные дружно закивали.
— Что башками трясете! — взвился Петр Кондратьевич. — Бараны… Счас всем задницы порвут! Бля, кто давал «добро» открыть этот кабак с Интернетом? Кто, я спрашиваю? У-у, мудачье, допрыгались!!
В рации пискнуло и ожил голос:
— Первый, вас ищут. Подойдите к машине. Первый, как слышали?
— Началось, — обречено выдохнул Петр Кондратьевич.
Он одернул кожаную неуставную куртку. Посмотрел на ноги. Спортивные штаны тоже к форме отнести было сложно.
— Фуражку дай! — потребовал он у майора.
— Так это…
— Давай, говорю! — взревел Петр Кондратьевич.
Водрузив на голову уставной картуз, по-армейски, ребром ладони по линии носа, проверив, правильно ли надета фуражка, Петр Кондратьевич тяжелым взглядом из-под козырька прошелся по лицам подчиненных. Нестройный ряд тел нервно дрогнул и расступился.
Петр Кондратьевич прошуршал по кустам в направлении машин, мигавших синими огнями за возбужденной толпой.
На полпути, около сержанта, стерегущего бармена, его перехватил статного вида мужчина в черном плаще.
— Это я вас ищу.
Он поднес к носу Петра Кондратьевича раскрытое удостоверение.
— Полковник Бодров, Совет национальной безопасности, — представился мужчина.
— Я тоже полковник, — набычился Петр Кондратьевич.
Мужчина холодно улыбнулся.
— Тогда потрудитесь, полковник, оттеснить толпу на безопасное удаление. И выведите всех жильцов из дома. На все — пять минут.
Петр Кондратьевич заложил руки за спину и вперил тяжелый взгляд в переносицу мужчины.
— Через пять минут мои рексы начнут штурм, — пояснил Бодров.
Петр Кондратьевич крякнул, позы не изменил и взгляда не опустил.
Бодров с немой тоской посмотрел поверх фуражки Петра Кондратьевича. Достал из кармана мобильный. Вспыхнул синеньким светом экранчик.
— Какой номер набрать? Начальника ГУВД или министра МВД? — поинтересовался он.
Петр Кондратьевич цыкнул зубом.
— Если такой крутой, то сразу президента.
Мужчина усмехнулся.
— Могу и президента. Только ты после звонка поедешь участковым в Урус-Мартан.
Петр Кондратьевич покосился сержанта, а тот старательно изобразил из себя глухого, немого, слепого дубового истукана, по чистой случайности оказавшегося рядом.
— Не пугай, уже бывали, — процедил Петр Кондратьевич.
— Значит, поедешь, — шире улыбнулся Бодров.
В баре, заглушив многоголосый шум толпы и подвывания милицейских сирен, забилась музыка. Нервная и обречено дрожащая, как крик подранка, замертво падающего в камыш.
— Ого, — изогнул бровь Бодров.
Бармен потоптался и громко, чтобы услышали представители власти, прошептал:
— Паскуда… Это он мой диск поставил. «Наутилус».
Бодров, прищурив острые глаза, посмотрел на темные окна бара.
Порыв мокрого ветра хлестнул по лицам. Все разом затихло.
Осталась только песня. Хриплому певцу вторил тонкий, ломкий мальчишеский голос. И от этого слова делались еще страшнее.
А полковник думал мысль
и разглядывал пыльные дни:
«Если воры ходят по небесам, что мы
делаем здесь на земле?
Ведь дети смотрят на нас свысока
и собаки плюют нам вслед
Если никто мне не задал вопрос,
откуда я знаю ответ,
Что воздух выдержит только тех,
только тех, кто верит в себя,
Ветер дует только туда,
куда прикажет тот, кто верит в себя?
Ветер выдержит только тех, только тех, кто…»
Петр Кондратьевич дернул фуражку за козырек. Бодров поморщился, приготовился презрительно сплюнуть сквозь перекосившиеся губы.
И тут глухо и обречено, как камень в пропасть, ухнул выстрел. Один.
Толпа в страхе отхлынула. Ждали второго.
Читать дальше