Уильям Гибсон - Распознавание образов

Волкова. Стелла Волкова. Не зная, что сказать, Кейс отпивает из стакана. Вода кажется безвкусной.

– Это их дядя, – нетерпеливо говорит Доротея. – Я знаю, где вы сегодня были. Знаю, с кем вы встречались. И очень скоро Волков тоже узнает.

– Первый раз слышу это имя.

В горле пересохло; Кейс делает еще глоток.

– Теневой олигарх, человек-призрак. Возможно, самый богатый в России. Умудрился без потерь пережить войну банкиров в девяносто третьем, даже увеличил свое состояние. Корни, разумеется, уходят в организованную преступность. Его семья пострадала, как и многие другие семьи. Он потерял родного брата – скорее, из-за политики, чем из-за криминальных разборок. Хотя в этой стране было бы наивным проводить черту между такими вещами. – Она делает глоток вина.

– Доротея, что вы здесь делаете?

В другое время Кейс, наверное, чувствовала бы себя иначе: испуганной, злой. Сейчас интриги кажутся сущей ерундой по сравнению с раскрытой тайной фрагментов. Узел между лопатками начинает потихоньку распускаться.

– Кейс, поймите, ваша жизнь в опасности. За вами охотится охрана Волкова. Вы встретились с его племянницами, а этого не должно было произойти.

– Что-то не верится, чтобы их так уж строго охраняли. Я только отправила имэйл, и они сразу ответили.

– Как вы узнали адрес?

Барановские очки вспыхивают в британском солнечном луче, пробившем крышу ржавого трейлера. В глазах за стеклами стоят бездны холодного недоверия.

– От Буна, – лжет Кейс.

– Ну ладно, не имеет значения, – отмахивается Доротея.

Кейс рада: вот и хорошо, что не имеет. У нее вдруг возникает желание рассказать, что Бун сейчас в Огайо, в фирме «Магия-символ».

– Давайте поговорим о вашем отце, – предлагает Доротея. – Сейчас это более важно. Как его зовут?

– Уин, – отвечает Кейс. – Уингроув Поллард.

– Он ведь пропал без вести? Во время теракта в Нью-Йорке?

– Да. Зарегистрировался в гостинице накануне вечером, а утром взял такси и куда-то поехал. Но мы так и не нашли водителя. Все ищем, ищем и никак не можем найти.

– Ну ничего, не исключено, что я помогу вам его найти, – говорит Доротея. – Вы пейте водичку.

Запрокинув голову, Кейс залпом допивает воду. Кубики льда соскальзывают вниз, больно ударяют по передним зубам.

– Ой, я ударила зубы, – говорит Кейс, ставя стакан на стол.

– Вам надо быть осторожнее, – ласково улыбается Доротея.

Кейс смотрит на людей, сидящих у стойки. На юбке у девушки шевелятся и переливаются аппликации из змеиной кожи. Точнее, это просто вырезы в ткани в виде языков пламени, а сквозь них видна живая черно-зеленая змеиная кожа. Кейс хочет рассказать Доротее об этих вырезах, но она почему-то стесняется. Ей вообще очень стыдно и неловко.

Доротея берет бутылку, доливает в стакан остатки воды.

– Вам когда-нибудь приходило в голову, что я и есть Мама Анархия?

– Нет, нет, не может быть! – удивляется Кейс. – Вы даже не знаете слова «гегемония»!

– Что?

Кейс чувствует, что краснеет.

– Нет, вы не подумайте! Конечно, вы очень образованы. Я просто не могу поверить, что вы сами могли до такого додуматься. Все эти вещи, которые Капюшончик так ненавидит. Ведь это невозможно придумать!

Наверное, не стоило ей этого говорить.

– Конечно, нет. Пейте водичку.

Кейс пьет, следя, чтобы лед не ударился о зубы. Доротея улыбается:

– Но у меня есть помощник, маленький пуппенкопф. Я говорю все, что мне надо, а он переводит на язык Мамы Анархии. Чтобы потрепать нервы вашему любимому дружку.

– Пуппен?..

– Пуппенкопф. Марионетка. Аспирант из Америки, который помогает Маме. Ты ведь теперь тоже мой пуппенкопф, правда? – Подавшись вперед, она треплет Кейс по щеке. – И больше никогда не будешь нас огорчать. Ты будешь паинькой, будешь хорошей девочкой и расскажешь Маме, откуда у тебя этот имэйл.

Но там, на буфетной стойке, стоят черепа! Кейс открывает рот, чтобы рассказать о них Доротее, – и вдруг видит: сам Бибендам колышется в воздухе над баром, как сдувшийся белесый дирижабль, и его лоснящаяся плоть висит по бокам дряблыми мерзкими складками. Кейс так и замирает с открытым ртом, не в силах произнести ни звука, а ужасные глазки Мишлена буравят ее с непереносимой жгучей сосредоточенностью, и в этот момент она испытывает, наверное, впервые в жизни, эффект ФЭГ: откуда-то из тайного водоворота в песне Фрэнка Синатры выскакивает яркая мультипликационная ленточка постороннего звука, которая проделывает акустический эквивалент заднего сальто и превращается в голос отца, искаженный невообразимым расстоянием: