Джордж Эффинджер - Огонь на солнце

Она была на целую голову ниже меня, с обесцвеченными белыми волосами, туго стянутыми в прическу, которую я бы назвал «крысиные хвостики». Черные корни волос не испытывали заботы хозяина со дня рождения Пророка. Глаза были обведены темно-синим и черным, что наводило на мысль о ярких средиземноморских рыбках. Губная помада была нанесена не столь эффектно и к тому же неверной рукой, отчего вид у Эйнджел Монро был не столько сексапильным, сколько болезненным. Ее губная помада, по причинам, известным лишь Аллаху и ей самой, была пурпурного цвета; губы выглядели так, словно она приобрела их в первую очередь и забыла положить в холодильник, отправляясь за остальными покупками.

Ее фигура намекала на то, что ее обладательница давно уже не молода, чтобы носить какие-либо иные наряды, кроме длинного белого алжирского хайка с традиционно наброшенным покрывалом. Проблема заключалась в том, что ее тело никогда не знало хайка. Сейчас она была одета в узкие шорты, сквозь пояс которых свешивался кругленький животик. Полупрозрачная блузка не скрывала отвисшей груди. Если бы ей пришлось сесть, в углублении ее пупка можно было надежно спрятать самую большую жемчужину в мире. Ее ноги были посечены разбухшими венами, отчего походили на высохшие долины Мзаба. Широкие плоские ступни были прикрыты рваными шлепанцами с выщипанными помпонами.

По правде говоря, я испытал некоторое отвращение.

— Эйнджел Монро? — спросил я. Конечно, это было не настоящее ее имя. Она, как и я, была как минимум наполовину берберка. Ее кожа была темнее моей, а глаза черны, как горячий асфальт.

— Угу, — сказала она. — Не рановато ли? — Голос был резок и пронзителен. Она уже была очень пьяна. — Ты от кого? Тебя послал Халид? Я сказала этому ублюдку, что больна. Я сегодня не работаю, я еще вчера вечером предупреждала. Он был не против. И вот вы — да еще вдвоем. Черт возьми, за кого он меня принимает? У него же полно других девчонок. Он мог послать вас к Эфре, у нее врожденный талант проститутки. Я не против, если она меня заменит на время болезни. Между прочим, сколько вы ему заплатили?

Я стоял, безмолвно глядя на нее. Саид толкнул меня в бок.

— Мисс Монро, — начал я, но она продолжила свою болтовню:

— Ну и черт с ним. Заходите. Мне нужны деньги. Но скажите этому сукиному сыну Халиду, что… — Она глотнула виски из бутылки, которую держала в руке. — Скажите ему, что если ему наплевать на мое здоровье, если он станет заставлять меня работать больной, то у меня найдется на кого работать и тогда, когда мне заблагорассудится, уж вы поверьте.

Дважды я пытался вставить слово, но безуспешно. Я подождал, пока она не замолчала сама. И в тот момент, когда глоток дешевого пойла приостановил этот поток словоизвержения, я сказал:

— Мама…

Она с минуту остолбенело смотрела на меня, широко раскрыв затуманенные глаза.

— Нет, — наконец тихо проговорила она. Потом вгляделась пристальнее и уронила стакан на пол.

Позднее, после возвращения из Алжира и Мавритании в места знакомые и родные, я сразу направился в Будайен. Когда-то я проживал в центре этого обнесенного стеной квартала, и течение событий, рок и Фридлендер Бей сделали мое пребывание там невозможным. У меня в Будайене было множество друзей, мне были рады всюду. Но теперь оставались только два человека, привечавшие меня: Саид Халф-Хадж и Чирига, владелица открытого клуба на улице между большой каменной аркой и кладбищем. Дом Чири всегда был моим вторым домом; там я мог спокойно посидеть и выпить, выслушать последние сплетни и не подвергаться нападкам девушек-работниц.

Однажды мне пришлось убить несколько человек, в основном в целях самозащиты. Некоторые владельцы клубов запретили мне появляться в их заведениях: многие из прежних друзей решили, что могут обойтись без моей компании, но Чири оказалась умнее их.

Она настоящая труженица, высокая черная негритянка, с ритуальными шрамами на лице и остро заточенными каннибальскими зубками. Если честно, я не знаю, являются ли ее юшки простым украшением, таким же, как узоры на лбу и на щеках, или же ненавязчиво намекают на то, что обед в ее доме был приготовлен из деликатесов, явно и неявно запрещенных Священным Кораном. Чири — личность с модди, но она считает себя умницей. На работе она всегда бывает самой собой. Свои фантазии она включает дома, где они никому не помешают. Я уважаю ее и за это.

Когда я вошел в дверь клуба, меня приветственно обдала волна прохладного воздуха. Видимо, ее кондиционер для разнообразия решил поработать, несмотря на свой независимый нрав, какой только может и быть у старой, произведенной в России электроники. Мне сразу же стало лучше. Чири была увлечена разговором с посетителем — лысым парнем, голым до пояса. На нем были черные виниловые брюки, искусная имитация настоящей кожи, а левая рука была прикована к поясу наручником. На макушке у него находился имплантат, похожий на цветок щитовидника, и бледно-зеленый пластиковый модуль делал его какой-то другой личностью. Если Чири посвящала ему свое дневное время, то он, возможно, не был таким опасным и противным типом, каким казался с виду.