Васся Вассин - Хозяин замка и окрестностей

Вот опять, плачет и сосет.

— Андро, я не знаю, что мне делать? Я не могла тебя отпустить, как я жила бы дальше без тебя? Понимаешь, мне нет жизни без тебя...

— Милый, как ты мучаешься, мне так больно смотреть на тебя. Но я не могу тебя развязать, понимаешь, не могу!

Сколько же я так дней провел? Я не мог пошевелится, моя связь с гомункулусом из реала пропала, сил вырваться у меня не было. Едкий противный дым лишал меня сил, а сама тюремщица пила противоядие. Мне оставалось только мычать и задыхаться от недостатка воздуха. Я не мог умереть без питья и еды, мои силы поддерживались теплым камнем, но на пределе между жизнью и смертью.

— Андро, ты наверное думаешь, что я боюсь тебя и не развязываю поэтому? Да? Нет! Я не боюсь смерти милый, я боюсь тебя потерять. Пусть хоть так, но ты со мной. Я могу приходить, смотреть на тебя, ласкать твое милого мальчика. Никто не заберет у меня эту радость, даже ты!

— Я люблю тебя больше жизни, если бы можно было отдать всю кровь до последней капли для тебя, я бы сделала это не задумываясь. Только бы жить рядом, всегда вместе, рядом с тобой...

Я почувствовал, что она наклонилась поцеловать мою ногу в колене и хотел взбрыкнуть и ударить, но даже этого не смог. Кто я теперь? В своем мере наверное погиб, уже и тушку мою, обнимающую шлем, закопали в землю. Гомункулус к утру распался пятном воды на ковре, мать наверное его и не заметила совсем, а только большую лужу. А здесь бывший хозяин замка и окрестностей лежит прикованный к кровати в одних кожаных стрингах, с вываленным хуем и белым пушистым хвостиком на заднице!

Это были недолгие минуты просветвления сознания, когда затухали свечи с дурманом и я приходил немного в себя. Сколько это еще будет так продолжаться? На Варю я уже не злился, она сошла с ума, а я дурак и не заметил этого. Возможно, если я как— нибудь выберусь из этой передряги, я даже вылечу ее. А потом буду искать дорогу домой. Безвыходных ситуаций не бывает, как говорил барон.

Маленькие пальчики залезли под намордник, чуть отодвинув его в сторону. Слало легче дышать. Это была не Варька.

— М-мм...

— Папа, почему ты лежишь тут целыми днями и не выходишь? Мама сказала, что ты заболел и тебе нужно особое лечение и никого к тебе не пускает. Когда ты уже выйдешь отсюда?

— М-мм...

Она засунула свой кулак целиком под намордник и я смог худо бедно, давясь слюной, сказать с шариком во рту.

— Вася, развяжи меня.

Девочка подергала путы слабыми ручками.

— Я не могу, тут замки, а ключа нету. Сейчас мама придет и будет ругаться, она говорит, что теперь стала самой старшей в замке и все должны ее слушаться, пока я не выросту. Она накажет меня, если увидит, что я сюда заходила.

— Василиса, тогда... дай знать, моему соседу, Никодиму, постарайся ему сообщить, только незаметно. И маме не говори, иди, иди...

Я не знал, но моя приемная дочь ходила к Ефграфовичу целых три раза. Первый раз сказала соседским крестьянам, что придет завтра. На второй день они поговорили на меже и Никодим быстро все понял и просил зайти еще раз через три дня. На третий день он передал ей маленький шарик, и попросил пронести его в комнату пробуждения, к теплому камню и положить рядом с ним. Еще он дал ей красную повязку и наказал не снимать ее с руки ни при каком случае! Ребенок сделал все тихо и незаметно. Она была моей официальной наследницей и никто не мешал ей ходить там, где ей вздумается. Навряд ли охрана пропустила бы кого другого так легко в замок, и тем более в комнату с теплым камнем через пост ?1.

Потом Уллис выпил всю магию и развоплотился, как и хотел, не тронув свой удел, и оставив его для своего потомка. Мой замок пал, всех людей истребили по неписаному правилу. Если кто из рабов поднимал руку на своего господина — то гибли все. Их головы заняли свои места на шестах и смотрели теперь в одну сторону— на пылающий за моей спиной замок. Я стал бывшим хозяином замка и окрестностей. Теперь это мертвая земля, здесь нет магии, нет теплого камня, нет жизни. Я один, почти голый, в кожаных стрингах, и с белым хвостиком на жопе.

По моей просьбе меня подвели к догоравшему костру. Здесь сделали исключение для Вари. Ее привязали к колу и обложили оставшимися кольями, она сгорела живьем. Никодим подвел ко мне Василису с перевязанной рукой, девочка была напугана и измазана золой. Она держала перед собой обгоревшую книжечку — дневник Вари, я несколько раз видел, что она делает в него записи, и в шутку порывался отобрать почитать. Варя улыбалась и просила меня.