Константин Аникин - Нульт - 03 - Сигнатура Пакмана

Но дети есть дети. Дети тем и отличаются от взрослых, что всегда могут найти между собой общий язык. Ёся не успел и глазом моргнуть, как у него завелся китайский друг. Как-то это само собой вышло, так только в детстве друзья заводятся. Звали его нового друга, прямо как в песне, Ли. Китайчонок Ли был Ёсин ровесник, он немного говорил по-русски, и так смешно у него это получалось, что Ёся покатывался со смеху. Постепенно и Ёся стал повторять за Ли китайские слова — тут уже была очередь Ли смеяться. Тем не менее, языковой барьер не сильно осложнял их совместные игры. Иногда Ли брал с собой и свою младшую сестренку, ее звали Би. Та еще была егоза — чуть что не по ней, орала так, что сирены воздушной тревоги пугались. Еще у Ли были папа, мама, и дедушка. Ваны (такая у Ли была фамилия) были такие же беженцы, как и Ёся со своей мамой, они бежали на советский Дальний Восток, спасаясь от японского вторжения. Когда Ёся касался этой темы, Ли сразу мрачнел и замыкался. Единственное, что понял Ёся — до войны в семье Ванов было больше членов, чем сейчас. Родители Ли, с утра до ночи, гнули спину в поле, изо всех сил старясь прокормить детей. Они немного косо посматривали на Ёсю, до тех пор, пока у Би не разболелся живот. Вся деревня не спала две ночи, потом пришла мама Ёси с микстурами и с тех пор Ёсе в доме Ванов всегда были рады.

Главным в их семье, да и, похоже, среди всех китайцев деревни, был дед Ли, по имени Чжоу, высокий (для китайца, конечно), крепкий старик с седой клинообразной бородкой. Старик этот был непростой. Причем Ёся и сам себе не мог объяснить, почему у него складывалось такое ощущение — с виду старик Чжоу, наоборот, был проще некуда. Большую часть года он ходил босой, в простой, заношенной одежде, на голове всегда одна из этих китайских шляп, напоминающих Ёсе абажур от настольной лампы. Как казалось Ёсе, старик Чжоу только и делал, что ходил по деревне и давал всем советы. Его советы, видимо, ценились — во всяком случае, до одури работящие китайские крестьяне всегда бросали свои дела, и внимательно слушали, что им втолковывает Чжоу Ван. Потом кивали и задумчиво чесали в затылках. Еще Чжоу Ван давал открытые уроки — собирал всех узкоглазых детей деревни в кучу и разучивал с ними иероглифы, рисуя их прутиком на земле. Ли, с дрожью в голосе, говорил, что его дед знает все, представляешь, абсолютно все иероглифы Поднебесной! Ёся не понимал, что в этом такого особенного, пока не осознал, сколько всего у китайцев иероглифов. И как у них голова не лопается?

Ёся часто видел, как старик Чжоу предается пустому, как ему казалось, созерцанию. Он мог часами молча сидеть на берегу реку и смотреть, что несут ее воды. Или смотреть, как ветер играет опавшими листьями. Или как воробьи дерутся за горстку зерна. Или как свинья в навозе ковыряется. Старик Чжоу смотрел на всякие такие, совершенно обыденные вещи и при этом на его лице читалась такая напряженная работа мысли, что Иосифу казалось, будто старик что-то считает в уме. Ну на что там смотреть? — не понимал мальчик, издали подглядывая за загадочным стариком. Что в этом такого? Уставился на эту свинью так, будто от нее зависит судьба всего мира.

По мнению Ёси, все эти причуды не оправдывали того безоговорочного почтения, с которым к Чжоу Вану относилось местные китайцы. Они только что на колени перед ним не падали. Может, он совершил какой-нибудь умопомрачительный подвиг? — думал Ёся. Например, убил сто япошек. Или еще чего — детское воображение рисовало всякие яркие картинки, иногда с участием бородатых, похожих на червяков-переростков, драконов, по которым все китайцы с ума сходили. Китайчонок Ли на все вопросы Иосифа о его таинственном дедушке лишь делал максимально возможные для его разреза круглые глаза и качал головой, мол, мой дед, он, о-го-го какой дед! Всем дедам дед!

Как-то раз Ёся стал свидетелем такой сцены. К дому его китайского друга пришла целая делегация из соседней деревни, человек, наверное, десять. Они поговорили с отцом Ли, потом к ним вышел дед и вся компания о чем-то долго и шумно спорила. Иосиф не понял сути, тогда он еще очень плохо понимал по-китайски, он понял только, что гости о чем-то просят Чжоу Вана. Старик выслушал посетителей, кивнул, ушел в дом и вернулся со свертком красного шелка в руках, и несколькими ветхими книгами. Он устроился под старой сливой, развернул сверток; в шелк был завернут пучок тонких деревянных палочек сантиметров 30–40 длиной. Старик постелил красную ткань перед собой, положил палочки на шелк. Что-то пробормотал себе под нос и отложил одну палочку. Остальные палочки он разделил на два пучка, и начал перекладывать, за раз вынимая из пучка по четыре палочки. Остаток он зажимал между пальцами, от чего казалось, что его ладони пустили корни. Закончив перекладывать одну кучку, он принялся за вторую. Потом он отложил зажатые между пальцами палочки в сторону, оставшиеся смешал и снова повторил операцию. Когда перед ним оказалось три таких пучка, дед начертил палкой на песке сплошную линию. Потом смешал все палочки, (кроме той, что отложил в начале), и повторил все это еще три раза и над целой чертой нарисовал, еще одну черту, на этот раз разорванную посередине. И так еще четыре раза по три. В результате этих манипуляций, у него получилась некая фигура, состоящая из 6 целых и разорванных линий. Старик завернул палочки обратно в шелк. Рядом с первой фигурой он нарисовал еще одну, почти такую же, только порядок черт в ней был несколько другой. Потом еще одну, между ними. Чжоу Ван вперился взглядом в свой чертеж и глубоко задумался. Делегация из соседней деревни, не говоря ни слова, почтительно наблюдала за его действиями. Потом старик открыл одну из книжек и принялся там что-то вычитывать. Все это крайне заинтриговало Ёсю, он смотрел во все глаза. Старик почувствовал его взгляд, улыбнулся и внимательно посмотрел Ёсе прямо в глаза. Мальчику показалось, что он впервые его заметил. Наконец старик захлопнул книги, выпрямился, и сказал «Нет». Словно приговор огласил. Гости зашумели. Они выглядели расстроенными.