Дэвид Марусек - Счет по головам

Входная дверь открылась без всяких фокусов, и они прошли через большую прихожую в мощенный плиткой внутренний дворик. Над ним простиралось голубое небо, оно же озеро.

«Там автокухня, — показывал Перес, — медиакомната, три ванные, маленький спортзал с сауной, полный арбайторский штат, домпьютер. Ага, вот еще». — Перес махнул рукой, и плитки под ногами стали окнами, выходящими в космос. Богдан парил между водным небом и звездным полом.

«Фантастика! — сказал он. — Сколько человек здесь живет?»

«Только ты, кадет Кодьяк, и те, кого ты захочешь пригласить к себе в дом».

Перед выходом Мэри и Фред приняли кислородинки. Кафе Рольфа помещалось примерно в трех тысячах метров выше их этажа, и они собирались провести некоторое время на так называемой Палубе, где давление искусственно не поддерживалось. Транспортная вахта посоветовала им диксоновый лифт, курсирующий без остановок между 150-м и 475-м этажами.

Мэри сделала себе лицо для коктейля, надела сливовое крепдешиновое платье без рукавов, перламутрово-черные босоножки на каблуках, ожерелье из черных кораллов. Свежевыкрашенные черные волосы стояли на голове копной.

На лифтовой станции ей стало ясно с первого взгляда, что ее первый экстравагантный импульс был правильным. Вечерние туалеты собравшихся здесь людей переливались волнами самых ярких расцветок. Мэри почувствовала себя серой мышкой.

В лифте, где все орали, пели и выпивали, было не легче. Парфюмы пассажиров соперничали, стремясь занять свою нишу на сексуальной шкале. Мэри казалось, что в кабине пахнет болотными цветами. Ее тошнило. Она закрыла глаза и стиснула руку Фреда.

Он что-то сказал, но она не слышала. Мэри настроилась на их личный канал. Он не ответил, и она не сразу сообразила, что Фред в офлайне. Импланты из него вычистили, а слуга-одиночка остался дома.

— Ты как, держишься? — спросил он, нагнувшись к самому ее уху. Она кивнула. — Прямо как на встрече нового века, ты не находишь? С ума посходили.

Она кивнула опять. Как это похоже на Фреда — забыть, что евангелин выпустили только в этом столетии и она никак не может помнить самую забойную вечеринку прошлого.

На верхних дорожках было потише, и Фред стал слышать собственные мысли. Всю дорогу от станции на 475-м до Рольфа в юго-восточном углу 500-го он думал об огненных рольмопсах Мэри, до сих пор тлевших угольями у него в животе. Что могло толкнуть Мэри на опасные кулинарные эксперименты? Что-то определенно случилось. Может, взять и спросить ее напрямик? В лифте она была бледная. Сейчас ей получше, но настроение все равно явно не праздничное. Открывать рот рискованно, а ведь если не спросить, она так и прострадает молча весь вечер — и он вместе с ней. Фред наметил курс между всеми известными колдобинами и как можно веселее сказал:

— Классно выглядишь.

— Да уж. В самый раз для похорон.

М-да. Звучит не очень-то вдохновляюще, но делать нечего, надо продолжать.

— Кто-нибудь из знакомых? — Он приготовился к худшему, но Мэри смотрела с недоумением. — Я про похороны.

Мэри прислонилась к нему с типично евангелинской покорностью.

— Никто не умер, Фред. Это из-за тортов.

— Из-за тортов?

— Да. Утром я записалась на курсы кондитерского дизайна. Мэрион предложила, моя подруга.

— Кондитерский дизайн, значит.

— Ну да. Торты на дни рождения, свадебные, кексы, птифуры и все такое — целая коллекция, как говорит профессор. Пусть название вас не обманывает, говорит он. Кондитерский дизайн — широкая область для приложения ваших честолюбивых планов.

Как можно ровнее, не выказывая никаких «за» или «против», Фред спросил:

— Тебе интересно?

— Ой, не знаю. Это не так плохо, как я думала. Ты проектируешь не только торты, а ледяные фигуры, пуншевые фонтаны, винные гроты, шоколадные украшения. Требования там довольно строгие, в программу не всех берут. Нескольких евангелин уже приняли, а дор ни одной — это кое о чем говорит. Мы даже химию изучать будем — коллоидные эмульсии, разветвление молекул крахмала. Еще скульптуру, композицию, субмагнитную инженерию, физику. Один год на основные предметы, еще один — практика.

— Ну и?

Зря он ее торопил — она снова умолкла. Он обнял ее и не стал расспрашивать дальше. Может, она утром получила оскорбительное рабочее предложение, которое и толкнуло ее в этот дизайн. Уход за домашними животными, работа в баре или еще хуже — присмотр за туалетными комнатами какого-нибудь богатого идиота. Евангелины боятся таких посланий. Мэри не позавидуешь. Ей никогда не предлагают работу в той области, для которой ее выпустили в свет. Из всех коммерческих итерантов евангелины нарабатывают самое малое количество человеко-часов. Неудивительно, что ее тянет стряпать желудочные гранаты.