Господи, зачем ей это сдалось!
А потом он рухнул вниз. И, чудом приземлившись на ноги, оказался нос к носу с амбалом в зелёном комбезе мусорщика.
Будь это коп, у Агея не было бы и шанса, но амбал соображал туго. Прибежать сюда по команде он ещё смог, но поимка злоумышленников явно не входила в его рабочие алгоритмы. Пока лоб мусорщика собирался в мыслительные морщины, сверху уже рухнула мирина сумка - прямо на бритый череп, а следом спрыгнула она сама.
– Сюда!
Убегая, Агей оглянулся. Амбал привалился к стенке и задумчиво созерцал потолок. По виску стекала тёмная струйка, но судя по всему, череп у него был крепким.
Безумная путаница коридоров и коридорчиков привела к неработающему лифту. Справа тяжело топало, слева слышались голоса, и продолжала тоскливо ныть сирена. Только бы не пришлось лезть вверх по кабелям, - мелькнуло в голове, - это же просто 3D какое-то будет.
Но Мира ориентировалась в здешнем лабиринте гораздо лучше, чем можно было ожидать. Она дёргала его в тёмные закутки и тесные каморки, несколько раз пережидала у дверей, пока пробухают мимо шаги, и, наконец, вывела на лестницу.
Далеко внизу поднималось несколько человек, неторопливо, будто они не участвовали в погоне.
Или знали, что далеко беглецам не уйти.
– Давай!
Колени тряслись от напряжения.
– Какой... этаж?
– Тридцать второй.
Всего тридцать второй. А их пятьдесят шесть. Зачем он вообще сюда пошёл?
Через семь этажей кончились перила - превратились в перекрученные огрызки. Ступени крошились, обломки пластиковой плитки валялись под ногами, словно время на верхних этажах текло гораздо быстрее, перерабатывая материю в серую пыль пелены. Какой там слой снаружи - уже бактериальный или ещё энергетический? Сосредоточиться невозможно.
Мира остановилась, хрипло дыша.
В проёме очередного этажа стоял старик с ведром. Подслеповато щурился и молчал.
Мира осторожно сделала шаг, другой. Казалось, сейчас старик выйдет из оцепенения и завопит, разевая беззубый рот, вытянув морщинистую шею.
Или ведром огреет.
Агей взрыднул прорвавшимся смешком. И потащился вверх, с усилием переставляя тяжеленные ноги. Ему стало всё равно: ведром, так ведром.
А старик проводил их таким же неподвижным слезящимся взглядом. То ли не понял, зачем бегают по лестницам эти одуревшие люди, то ли это вообще было делом привычным - как-то же попадали на крыши седьмонебники и прочие сумасшедшие.
На сорок пятом Агей выдохся. Плюхнулся на ступеньку, заталкивая воздух в лёгкие. Мира осталась стоять, может быть, потому, что сил опуститься уже не было.
– Ты знаешь... что... на седьмом... небе?
Он даже никогда не задумывался. Но если верить той картинке...
– Солнце?
– Солнце? - она как будто удивилась. - Может... быть.
Интересно, а она что имела в виду, когда спрашивала?
Агей внезапно обнаружил, что давно уже не слышит преследователей - ни шагов, ни тревожного воя. Словно они остались одни во всём небоскрёбе. Во всём мире. И можно никуда не торопиться. Прижаться затылком к холодному кафелю, закрыть глаза и чувствовать, как медленно сползают к подбородку щекочущие капли…
– Идём.
В её голосе прорезалось ржавое железо. Оказывается, она умеет быть ещё и такой.
Последние этажи он помогал себе руками. Идиотка Мира всё волокла дурацкую сумку, глухо булькающую о ступени, словно внутри переливалось что-то жидкое.
И когда лестница закончилась в пустой клетушке, засыпанной ошмётками пластмассы, он не поверил. За раскуроченными стеллажами виднелась перекошенная дверь, оттуда дул ветер - холодный, незнакомый, сухой. И пол под ногами ощутимо раскачивался, или это Агея шатало от изнеможения.
Он упал на колени и расхохотался.
Как всё оказалось просто. Взяли - и выбрались на крышу. Выше, чем кто угодно - под самое небо. Седьмое. Или настоящее. И - вот так запросто.
– Агей, - требовательно позвала Мира. Она снова натянулась струной, дрожа, будто от нетерпения. Будто там, на крыше, ждало её что-то очень важное.
– Иду, иду, - примирительно отозвался он, с трудом поднимаясь на ноги.
Выход загораживала белая железяка, по форме напоминающая чебурек.
И мертвец.
Агей в такой очерёдности и увидел их: вначале железный чебурек, потом мертвеца. Тот сидел уже не первый день: в воздухе пахло тяжело и сладко, восковая рожа оплыла, вывороченные из орбит глаза уставились на гостей.
Мира ойкнула, зажала рот ладонью.
Читать дальше