Морозный воздух был почти сладким на вкус. Евгений Дмитриевич глубоко вдохнул, думая, что к вечеру, наверное, навалит сугробы по колено. Топая ногами по расчищенному асфальту, он поспешил к двери, но тут откуда ни возьмись на тротуар выехал очень старый мотоцикл. Ржавчина осыпалась с него красно-коричневой крошкой, а из выхлопной трубы вырывался черный едкий дым.
Судья закашлялся. Водитель-охранник шагнул вперед, заслоняя его.
- Здравствуйте, Евгений Дмитриевич, - сказал звонкий женский голос. - Не бойтесь, я не из репортеров. Просто я тоже юрист и восхищаюсь вашими делами.
Мотоциклист снял шлем и оказался молодой женщиной. Она помотала головой, чтобы волосы легли красивее, и улыбнулась. Евгений Дмитриевич подумал, что она очень милая, и одобрительно кивнул.
- Простите, что вас испугала. Я сейчас же уйду, не стану вам мешать.
- Да ничего.
- Правда?
Каким-то образом она просочилась мимо охранника и взяла судью за руку. Он хотел уже сказать, что ценит ее внимание, но должен идти в зал суда, когда женщина порывисто прижалась губами к его губам.
От нее пахло дымом и горечью.
Охранник протянул руку к плечу "поклонницы". От его прикосновения она мгновенно отскочила в сторону. Судья машинально вытер рот ладонью. Он не ожидал такого страстного поцелуя от незнакомки. Подумалось, что она, наверное, все-таки журналистка. Но женщина, не говоря ни слова, склонилась над своим дряхлым железным конем. Ее обтянутая черным фигура казалась почти надломленной.
Евгений Дмитриевич тоже молча развернулся и нырнул в теплое помещение суда. Странный случай был отложен в дальний уголок сознания: теперь все помыслы судьи сконцентрировались на процессе. Он наметил возможные сложности и сделал самому себе мысленные пометки, на что стоит обратить особое внимание.
Огромный зал заседаний был полон. Журналисты, политики и активисты "Справедливой инициативы" расселись по местам, тихо переговариваясь, как в театре перед началом представления.
- Встать, суд идет!
Евгений Дмитриевич прошел к своему креслу мерным, торжественным шагом. Когда-то, много лет тому назад, он репетировал эту походку перед зеркалом. Как и интонацию судебных формулировок. Теперь все это получалось механически.
Подсудимого провели в зал под надзором боевиков спецназа с автоматами наизготовку. Его заперли в боксе из пуленепробиваемого стекла, но даже там не сняли наручники. Евгений Дмитриевич встретился с Охотником взглядами и вздрогнул. Его захлестнула едкая, тягучая ненависть. Он вдруг сразу явно и окончательно понял - этот человек виновен, он преступник и негодяй. Недавние попытки отнестись к делу максимально объективно и отстраненно показались наивными. Этот человек заслуживал наказания, самого сурового. Возможно, даже такого, которые уже не практикуются в цивилизованном мире.
Судье вдруг вспомнилась давняя поездка в Ноттингем, где он, тогда еще почти мальчишка, дурачился в музее Палат Правосудия. Где-то валялось фото, на котором он в криво надетом парике машет огромным мечом с судейской кафедры. Тогда средневековые законы показались ему дикими, их направленность на презумпцию вины угнетала, а казни поражали своей жестокостью. Теперь же Евгений Дмитриевич пожалел о прекрасных палатах, где преступника могли судить, приговорить и казнить - все в одном и том же здании. Зверю - зверево.
Началось слушание. С каждым документом, с каждым опросом свидетеля, судья уверялся в своем решении. Охотник надругался над самым сокровенным - душами людей. И даже не всегда ради выгоды, иногда лишь шутки для. Перед глазами все четче проявлялся образ виселицы, мокнущей под дождем.
Адвокат не опровергал представляемых фактов, но постоянно упоминал о милосердии. Лицо Евгения Дмитриевича не выражало ничего, но при этом слове он всегда вспоминал мизерикорд или метод "длинного падения". Когда-то все на свете было проще. Человек мог защищать свою честь и свою правду с мечом в руке. Суд не путался в тысяче нитей бюрократии. Никого не волновали психические страдания воров и убийц, а под милосердием понималась легкая смерть.
В обеденный перерыв Евгений Дмитриевич вопреки обыкновению не пошел в буфет, а закрылся в маленьком кабинетике для судей и стоял у окна, глядя на снегопад. Ненависть к подсудимому была странной. Такое с ним случилось впервые, и он даже подумал, а не отказаться ли от этого дела. Но тут же отмел эту мысль, убедив себя, что просто не имеет права после всего, после долгих переговоров на высшем уровне, после стольких часов, потраченных на знакомство с материалами. Но где-то в глубине души таилось понимание - он не откажется от дела Охотника в первую очередь из-за шанса покарать настоящего негодяя.
Читать дальше