Олег Макушкин - Иллюзион

На пути попадались двери — одни хлипкие и часто не запертые, другие массивные, обитые листовым железом. Шелест неизменно находил способ их открыть, когда с помощью грубой силы, когда пуская в ход технические приспособления — железный лом, например, который он подобрал по дороге. До использования неспортивных методов вроде всяких там карманных лазеров, активных отмычек и пластиковой взрывчатки Шелест не опускался. У него попросту не было при себе комплекта шпионского инвентаря — взрыв лаборатории застал его врасплох.

Наконец мы справились с последней дверью и вылезли в туннель, куда более широкий, чем предыдущий. На полу лежали шпалы, но не было рельсов — значит, то был заброшенный туннель подземки. Мы остановились, переводя дух. Реактор, судя по всему, так и не взорвался — тогда мы бы почувствовали подземный толчок. Это приносило небольшое утешение.

— Нам в разные стороны, — сказал Шелест. — Тебе туда.

— Почему?

— Там находится заброшенная станция — прибежище маргиналов. Спрячься там. По условному знаку — помнишь, я тебе показывал? — найдешь Кэти, она поможет.

— А ты?

— А я выберусь на поверхность и узнаю, что происходит. Без тебя мне будет легче.

Я кивнул, соглашаясь.

— Ну, до встречи, — Шелест коротко отсалютовал ладонью и повернулся, чтобы уйти.

— Подожди, — сказал я.

Не знаю, зачем мне захотелось его остановить. Пожалуй, я подумал, что надо как-то попрощаться. Раньше Шелест всегда руководил мною, когда ненавязчиво, когда в открытую; теперь он впервые оставлял меня действовать на собственное усмотрение. Возможно, это значило, что нам предстояло расстаться навсегда.

— Ты сильно изменил свой генотип? — спросил я. — В смысле, ты уже пользовался раньше генконструктором?

Шелест покачал головой.

— Нет. Только временные модификации с ограниченным сроком действия.

Он вытащил из кармана металлическую колбочку и протянул мне.

— Возьми. Можешь использовать, если захочешь.

Я протестующе поднял руки.

— Нет уж, спасибо. Не вижу необходимости превращать себя в мутанта.

— Необязательно меняться внешне. Ты можешь изменить свой характер. Это то, что войдет в стандартный комплект, когда мы начнем распространять их, — изменение характера на уровне ментальности. Скажи «нет» эгоизму, подлости, трусости, мелочности. Сделай себя лучше и чище.

— Прибереги свои лозунги для рекламной кампании. Я не вижу необходимости менять себя. Конечно, я не герой, как ты, но и становиться героем не собираюсь. Вот тебе как раз было бы неплохо использовать эту штуку — из идеологических соображений. Или ты считаешь, что твой характер и так уже истинно нордический и соответствует характеру «человека нового типа»?

Шелест помолчал. Потом опустил капсулу в карман.

— Я думаю над этим, — сказал он и повернулся.

Я смотрел на то, как он быстрыми шагами уходит в глубь туннеля, легко, будто и не было полуторачасовой изнуряющей гонки. Потом вздохнул и поплелся в противоположном направлении.

\ Metro . cave

Освещение в туннеле присутствовало, и вроде бы достаточно хорошее — достаточно, чтобы разглядеть шпалы под ногами. Но вот вдалеке забрезжил свет, и Мирославу стало ясно, что он шел почти в потемках — желтые электрические лампочки уже отслужили свое, а многие вовсе потухли. Обрадованный, Мирослав прибавил шагу, различая вдалеке голоса людей.

Тени дрожали на стенах, отскакивая от извивающихся языков пламени. Костры были сложены прямо на полу станции, и обилие темных пятен на потрескавшемся мраморе свидетельствовало о том, что не первый день здесь жгут старую мебель и пьют пиво вместо того, чтобы суетливо бежать от дома к работе и обратно. Слыша голоса, песни, щелканье пламени и звон бутылок, Слава притормозил у входа на станцию, с некоторой опаской взобравшись на платформу по обвалившейся каменной плите. Но потом понял, что боятся тут нечего и некого.

Молодежь гуляла, наслаждаясь свободой и вседозволенностью. Возле костров сидели, стояли и лежали, булькали пивом в жестянках, заставляли хрипеть аудиотехнику и хрипели сами, терзая дребезжащие гитары. Какой-то умник въехал на станцию прямо на мотоцикле и демонстрировал друзьям сверкающую хромом новую «Яву». Косухи и банданы, джемперы и бейсболки, потертые джинсы и штаны-милитари, кроссовки и башмаки на платформе. Слюнявая радость со вкусом металлического кольца в губе и пропахшие пивом волосы подруги, покрытые скрипящей косухой худые плечи и выставленные напоказ мясистые бицепсы, заголенные пупки и зудящая под татуировками кожа. Мир, наигранно сложный и интуитивно простой — как любовь в шестнадцать лет.