«Чеховская». Глеб наклонился, пытаясь в окно увидеть платформу на максимальном протяжении. Вогнутые серые пилоны выстроились в перспективу, словно рёбра. «Осторожно!..» — начали своё обычное заклинание динамики — и тут Глеб опять увидел человека чумы.
Это снова была женщина — в картузе с козырьком, с длинными и прямыми распущенными волосами, которые как платок лежали поверх плеч и спины. Женщина медленно поворачивала голову, оглядывая поезд, и внезапно увидела Глеба за окном вагона.
Ей было уже поздно бросаться к вагону она и не шевельнулась. Вагон покатился, но Глебу вдруг почудилось, что чума побежала вслед за поездом: лицо чумы словно прыгало с человека на человека, пытаясь догнать состав, который всё ускорял движение. А потом край тоннеля резко отсёк перрон и толпу.
Глеб обессиленно опустился на вагонный диван. Всё-таки спасенье есть, — думал он. — Ну не везде же к айфону относятся как к младенцу: если закричал — бросай всё и немедленно отзывайся. Ведь есть же места, где телеком — не первая необходимость и не высшая ценность…
Взгляд его уже натренировался из многообразия людских жестов вылавливать то движение руки, каким люди извлекают откуда-нибудь телефон и подносят к уху. Глеба словно дёрнули за верёвочку: он посмотрел через два стекла в соседний вагон и увидел, что юноша в толстой зимней кофте достаёт телефон. Над правой щекой юноши свисала длинная чёлка, в левом ухе блестела серьга.
Глеб встал и, перехватываясь за поручни, пошёл в другой конец своего вагона. Издалека он снова обернулся — и увидел белеющее за окнами лицо человека чумы. Поезд тормозил на «Менделеевской».
Глеб выскочил на платформу, сразу нырнул под арку, пробежал несколько пролётов и влился в поток людей, что загружались в его же поезд. Двери закрылись, вагон поехал. За плечами и между поднятых рук пассажиров Глеб пытался увидеть на перроне юношу с чёлкой — но увидел его опять в соседнем вагоне. Юноша-чума поменял вагон точно так же, как и Глеб, и теперь тоже высматривал того, за кем гнался.
В метро слишком сложно укрыться от чумы, понял Глеб. Наверное, Генрих Иванович Дорн тоже это понял, потому и выспрашивал, как ему идти от станции куда-то там по знакомому адресу… Глеб решил убираться из подземки. На «Савёловской», он знал, выход всего один. Глеб первым ринулся из вагона к эскалатору. Уже с высоты, уплывая наверх, он обернулся, пытаясь рассмотреть, едет ли за ним чума.
Из вестибюля метро Глеб попал в систему подземных переходов и, не без труда разобравшись, куда идти, поднялся на поверхность, на площадь перед Савёловским вокзалом. Здание вокзала, подсвеченное приятно и аккуратно, было похоже на торт, порезанный на дольки. Но другую сторону площади расползся бетонный паук развязок и эстакад.
От Савёловского до Отрадного и «ДиКСи» дорога была прямая. Глеб вышел к стоянке то ли такси, то ли бомбил.
— Куда эдем? — спросил какой-то кавказец. — Атрадный? Тысяча.
— Двести, — сухо ответил Глеб.
— Ну ладно, давай пэцот!
— Двести.
— Нэ, двэсты нэ паэду.
Глеб ушёл за площадь к Бутырской улице и сразу поймал тачку.
Водитель был пожилым и грузным, с пушистыми усами. Цена в двести его вполне устраивала. Старый «рено» казался ухоженным и надёжным. Глеб расслабился, откинув голову на подголовник кресла.
— Тяжёлый день? — спросил водитель. — Можно кресло отодвинуть.
— Спасибо, ни к чему, — ответил Глеб.
Бутырская улица нырнула под железнодорожный виадук, потом «рено» плавно откатился вправо, на улицу Яблочкова, и помчался ровно, как по струне. Вокруг были огни Москвы, и Глеб подумал, что Москва плоха лишь тем, что её везде и всегда слишком много… Затем на периферии зрения мелькнуло что-то знакомое, мелькнуло другой раз, третий… Глеб встряхнул головой.
Сити-вижны… Они стояли на толстых ногах над перекрёстками, и Глеб не сразу осознал, что огромные городские телевизоры крутят рекламный ролик «ДиКСи», к которому он сам и сочинял сценарий.
Ролик строился как последовательность изображений на экране айфона: на зрителя с экрана шёл Гермес и показывал айфон с порталом «ДиКСи». Камера увеличивала экран айфона, и на нём из веб-окошка на зрителя снова шёл Гермес и показывал айфон, а с его экрана опять шёл Гермес с айфоном, а с его экрана — опять Гермес с айфоном, — в общем, «у попа была собака». В череде выходящих из веб-окон Гермесов менялись лишь фигуры с фрески Рафаэля, которые отслаивались от Гермеса, как цветные тени. В этом ролике айфон был бог-отец, Гермес — бог-сын, Рафаэль — дух святой, а Платон, Сократ, Аристотель и Диоген — только маркеры разных уровней постижения.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу