Пол Ди Филиппо - Рибофанк

Мы проехали через небольшой грушевый сад. На деревьях было полно помесей, они собирали скоророщенные плоды. Человек-надсмотрщик лежал в тени, пульт связи с обручами трансгенов – рядом, под рукой. Если спросите меня, что это были за помеси, я так отвечу: процентов пятьдесят – шимпанзе, процентов сорок – лемур и десять процентов – человек. Но за точность этих цифр не поручусь.

– Не люблю я трансгенов, – сказала Тамаринд. – Слава богу, у нас есть законы, чтобы их держать в узде.

– Уже не говоря про обручи и диет-поводки, – добавил я. И тут у меня возник интересный вопросик, я решил не держать его при себе: – Слышь, Там, ты вот все говоришь, что трансгенов не любишь. А как же собственная наследственность? Ведь когда-то, века назад, твои предки находились в таком же положении, что и наши помеси.

– Черта с два! Мои предки были людьми! Большая разница.

Я понял, что она имела в виду.

– Ну что ж… Спасибо трансгенам хотя бы на том, что благодаря их появлению реднек 3вроде меня общается на равных с такой девчонкой, как ты, и редко задумывается, правильно ли это.

Там ущипнула меня за плечо:

– Ты совершенно прав, Лью.

Вскоре мы запарковались на площадке перед мотелем, о котором говорила на озере Байкал Джеральдина. Кругом стояло много машин, каждая с дэдэишными сплетенными молекулами на бортах. Как выяснилось чуть позже, другие цыганские бригады уже обосновались в номерах корпуса, что служил раньше персоналу ССК. Не иначе, предстоит один из самых крупных демонтажей в моей практике. Если повезет, работа затянется надолго, и я вдоволь посплю на настоящей койке, вдоволь поем доброй американской пищи и от души поугощаюсь сладким техасским пунтангом – эх, скорей бы подвергнуть эту сочную вкуснятину органолептическому экспресс-анализу!

В вестибюле мотеля Стэк устроил нам перекличку.

– Стрелок, вам с Бензиновым Биллом – триста шестнадцатый.

Я выругался. Бензиновый Билл, получивший это прозвище за татун на могучем правом бицепсе – кружащаяся формула Кекуле в виде змейки с собственным хвостом в зубах – тот еще сукин сын. Мне никогда не удавалось поладить с этой шпаной. Может, и правда лучше было бы поселиться с Джеральдиной – пусть бы и пришлось без конца отражать женские посягательства.

Я нашел в толпе Билла, и мы в напряженном молчании двинулись к нашему номеру.

Когда пришли, Билл произнес:

– Слышь, ты, башка-отстойник, если мне приспичит затащить сюда разъем-маму, лучше сваливай, как только мигну. И чтоб до утра духу твоего здесь не было.

Я положил ранец и спокойно посмотрел на Билла.

– Приятель, жаль тебя расстраивать, но факт есть факт: ты страшен, как помесь обезьяны и рогатой жабы, и ни одна «мама» не взглянет на тебя во второй раз, разве что за большие бабки или под комбинированным кайфом – «страхолюб» с «пофигином».

Билл сгреб нагрудник моего комбеза:

– Ты, козлина…

– Билл, – сказал я спокойно и вежливо, – вспомни, что было в Марселе.

Он фыркнул, но отпустил меня. Отошел к своей койке, принялся распаковывать ранец. Больше я не слышал требований «свалить», когда ему «приспичит».

Хорошее это дело, скажу я вам – с самого начала все по своим местам расставить.

В хлопотах день пролетел стремительно, но все же мы успели совершить экскурсию на ССК – познакомиться с тем, что нам предстояло стереть с лица планеты.

Но все были слегка разочарованы, прибыв на древний сверхпроводящий суперколлайдер, чья история изобиловала взлетами и падениями. ССК едва высовывался из земли, он почти целиком схоронился под прерией, вместе с ускорительно-накопительными кольцами, криогенными системами охлаждения и соленоидами детекторов заряженных частиц.

Это круглое в плане сооружение имело в диаметре около пятидесяти миль и было совершенно загажено за десятилетия «невинных» экспериментов, «практически не дающих радиации». (Мне было известно, что лунная установка, пришедшая на смену ССК, в два раза больше, и ее строительство обошлось в два раза дороже, хоть и велось в безвоздушном пространстве, с применением новых СП-кабелей.)

Впрочем, когда мы оказались внизу, у всех поприбавилось энтузиазма. Предстоящая нам работа выглядела несложной – никакой экзотики, если не считать жидкого водорода, – зато практически вечной, больно уж велик был этот ССК. Не заказ, а просто подарок судьбы!

Мы вернулись в мотель. К тому времени опустились сумерки, словно шелковые простыни в «Пари-Хелмсли». Оказалось, ДДИ в нашу честь устроила вечеринку с грандиозным техасо-мексиканским барбекю. Я уже тысячи раз говорил (и не однажды рядом находился Стэк и слышал), что с работодателями нам сказочно повезло. Пахло жарким – бизоньи стейки и котлеты из постносвинки. Я держал в руке кружку холодного пивчика-живчика и смотрел, как одна за другой в небе проклевываются звезды – точно разрозненные пиксели на древнем монохромном мониторе Господа Бога. И слушал оживленную болтовню приятелей-цыган, и размышлял о том, какая классная работа мне предстоит. Еще никогда в жизни я не был так близок к раю, даже не допускал мысли, что он вообще может существовать на нашей скорбной земле. И эта тихая радость, столь чистая и столь противоестественная, настораживала меня. Ибо, как оказалось, она предвещала неприятности.