Карина Вран - Свето-Тень

Негромкая трель упредила появление новых действующих лиц.

— Архонты Го и Вессед, главы мегаполий Мегара и Тиринф, — возвестил поднявшийся Сикрин.

Нам пришлось повторять процедуру знакомства, что мне уже порядком надоело. Не создана я для дипломатии…

Го являл почти точную копию Сикрина, наводя на мысли о кровном родстве, совпадая даже кроем костюма, разве что волосы были потемнее, да глаза посажены шире.

Архон Вессед был полней, улыбчивей и заметно моложе соотечественников, демонстрируя отличные зубы и здоровый колер лица.

— Простите, а Валт Гейзел когда покинул планету? — невинно поинтересовалась я, разглядывая чайного цвета напиток в пиале, и как можно ненавязчивее наблюдая за Весседом из-под полуопущенных ресниц. Ждала я его, и только его, реакции на мою скромную провокацию.

Вессед еще не успел опуститься на софу, и ненадолго завис в неудобной позе, но учтивую улыбку удержал. Только ответил мне, увы, не он, а Го.

— Он улетел вскоре после необъяснимого явления, умертвившего захватчиков. Учитывая обстановку и настроения в народе, мы не сумели ему помешать.

— Неужели? — подался вперед наследный Лорд Руах. — И каковы же настроения?

— Наши люди испуганы, — развел руками Вессед. — Если не сказать — в панике. Внезапный мор среди чужаков был слишком…

— Слишком действенным? — подсказал капитан Райли. — Выходит, само появление криогов внезапным не оказалось?

— Мы же видели Пидну, — вполголоса ответил за македонцев Флинер. — Убежден, не только из нее загодя эвакуировали жителей.

— Но…

Архонт Сикрин начал вставать с удобного кресла.

— Сядьте, — велел Тиор. — Не исключено, что при боях в околопланетном пространстве имперского флота с кораблями чужаков, население натерпелось бы меньше страхов, несмотря на сыплющиеся с неба обломки и угрозу разрушения самой планеты.

— Вы хотите сказать…

Сикрин замялся. Его выпученные глаза выразили целую гамму чувств: недоверие, потрясение, ужас. Недоверие преобладало.

— Да, архонт, — подтвердил Тиор. — Освобождение Македонии — операция Леди Калли. Блестящая.

Я флегматично наполнила опустевшую пиалу из дышащего стариной кувшина. Архаичность обстановки, обилие позолоты в отделке говорили о менталитете планеты, которую мне следовало изучить раньше.

— Отличный такку, — произнес Флинер в исполненной тяжелых вздохов паузе. — Захватчикам непременно должен был угодить. У вас ведь много общего с Оплотом Кри. А македонцам понравилось бы под опекой первосвященников Жаспана, тетрархов. Вера в Жаспана и в избранность своей обездоленной расы прижились бы здесь, верно?

— Это домыслы! — возмутился Вессед. — Наш мир уникален…

— Как уникальны десятки других миров, — я отставила пиалу. — Скажите, каким богам вы молитесь в своем Парфеноне, которого никогда не стояло в Эдессе? Ваша уникальность — отражение в мутной воде отблесков угасшей культуры.

Я выбралась из кресла и направилась к выходу, убедившись, что друзья следуют за мной.

— Вы — тени теней, и это говорю вам я, Эшти. Прощайте.

Уже на воздухе, вне стен Дома Правительства, обители предательств и интриг, я позволила себе тихо выругаться.

— Куда теперь? — участливо спросил Альдобраст.

— На Консул, — не утерпела, добавила. — К чертовой бабушке!

— Леди Калли!

Я вздрогнула и обернулась на оклик. Через площадь вприпрыжку бежал белокурый подросток с печальными глазами одинокого ангела. Зря плакала Тайли, с Тодом все хорошо.

— Флинер, скажи, ты веришь в чудеса?

— Я Творец Невозможностей, милая, мне ли в них не верить?

— Нет, в нерукотворное чудо, без привлечения Сил и предвидения. В чудо естественного порядка.

— Пожалуй, нет, если не считать таковым наше знакомство.

— Проблема в том, что и я не верю… Однако чудо прямо сейчас несется мне навстречу.

День 135 (по ст. исч-ю).

Вишневое дерево расцветало ровно на шестнадцатый день первого месяца, хотя земля еще была покрыта снегом и холод царил в природе, и так происходило каждый год. И самурай играл под тем деревом с самого детства, а до него — его родители и их предки, много поколений подряд. Он вырос, прожил достойную жизнь, состарился. Его дети покинули мир раньше самурая, и теперь радовало его только вишневое дерево.

Но однажды сакура умерла; от горя самурай занемог и отправился уйти вслед за ней. Соседи старались отвлечь его от тягостных мыслей, и посадили в его саду молодое вишневое дерево, очень красивое. Самурай выглядел счастливым, но в действительности сердце его разрывалось от боли.