Дем Михайлов: Ярость богов

И ахилотам досталось…

Раздавшийся приглушенный звон разбитого стекла заставил меня вздрогнуть и оторваться от занимательного чтения.

Что за?..

Автоматически крутнул головой к окнам — стекла целы. Шея тут же мстительно отозвалась очередным уколом боли, и, шипя сквозь сжатые зубы ругательства, я сполз со стула и добрался до кухни. Ничего нигде не упало и не разбилось, оконные стекла целы. Надо бы вымыть их, кстати…

Слабое звяканье повторилось. На этот раз я точно уловил, откуда доносится шум — со стороны входной двери.

Не меньше минуты я с надеждой прислушивался, от всего сердца надеясь, что мне показалось. Но реальность показала свой жестокий оскал — доносящийся с лестничной площадки шум и не думал прекращаться. Середина ночи!

Но в дверь никто не стучался. Ни в мою, ни в соседнюю. Этот шум не к добру…

Пару секунд подумав, я вернулся в спальню и содрал со стены ржавую «катану», влез в тренировочные штаны, запихнул ноги в разношенные тапочки и в таком виде поперся выяснять, что там происходит.

Неужели соседку грабят?

Щелкнув замком, приотворил дверь и, выставив в щель один глаз, обозрел «окрестности». Чтобы тут же широко распахнуть дверь и вылететь наружу.

На моей лестничной площадке лежала Кира — нижняя половина тела на лестнице, верхняя покоится на холодном бетоне, вокруг разбросаны осколки стекла и расплывается темное мокрое пятно.

Убили! Нашли, выследили и убили! Клановые конкуренты! Господи…

— Кира! Кира! — звякнул заброшенный в квартиру кусок металла, а я рухнул рядом с не двигающейся девушкой на колени и склонился к ее лицу. — Кира! Кира… ты меня слышишь, а? Отзовись!

— Гвах тис-с-сс ти-и-ишше… Гва ик! Гвавара Панловна уфлыф-фит…

— Кира! Мать твою! Ты что, пьяная?! Просто пьяная?!

— Гувнарм лопс…

— Да елки-палки! Ну-ка… — принюхавшись к расползающемуся пятну, я уловил отчетливый запах алкоголя и чего-то сладкого, а затем выудил из лужи красочную этикетку и прочитал: — Бейлис… Крем-кофе… Ты умудрилась ухрюкаться «Бейлисом»?!

— Взагвал ыдх… ыдх пож…

— Лучше молчи! — зло буркнул я. — Пока Варвара Павловна не проснулась!

— Гвот! — нечленораздельно, но очень эмоционально выдав непонятное слово, Кира махнула в мою сторону рукой, едва не засандалив мне по лицу чем-то крупным.

Руку я успел перехватить и забрал непонятный предмет, а Кира напоследок что-то пробормотала, и ее голова окончательно поникла. Вырубилась…

— Ох, — выдохнул я, прислоняясь спиной к косяку. — И вот что мне теперь делать? Тащить тебя в квартиру? Бросить здесь? Позвонить Гоше? Или просто лечь рядом и вырубиться?

Переведя взгляд на зажатый в руке пакет, я принялся его разворачивать. Еще одна бутылка «Бейлиса»? Я бы выпил… вот, честное слово, бы выпил!

Бокал. В пакете был мой любимый бокал, в котором со звоном и шуршанием что-то перекатывалось и перемещалось.

— Надо же, — хмыкнул я. — Бутылку ты разбила, а бокал нет.

Девушка не ответила, и, пожав плечами, я заглянул в возвращенную в родные пенаты посудину.

Две стодолларовые купюры. Это понятно, хотя я и не просил.

Белый незапечатанный конверт с короткой надписью «Росу». Открыл конверт, встряхнул, и мне на ладонь выпала достаточно толстая пачка зеленых банкнот и клочок бумаги со странными бурыми пятнышками.

Даже на мой взгляд непрофессионала, денег было слишком много. Пересчитав, задумчиво присвистнул — пять тысяч баксов ровно.

Взглянул на прилагающийся клочок бумаги. Неровным почерком написано несколько слов:

«Работа выполнена отлично! Спасибо, Рос. И извини, если что не так. Гоша».

Поверх бумаги несколько темных пятен, похожих на мелкие кляксы. «Снова Бейлис? Отмечали успех?..»

В последнюю очередь я выудил из стакана здоровенную круглую эмблему-значок. Ярко-оранжевая, посередине нарисована умилительная рожица с огромными влажными глазами, понизу короткая надпись «Прости меня!».

Это тоже от Гоши?! Очень надеюсь, что нет…

Кира что-то пробормотала, неловко дернулась и начала сползать вниз по лестнице.

— Твою за ногу! Куда?! — рыкнул я, подаваясь вперед и хватая ее за плечо. — Стоять!

Едва успел остановить сползание, что-то зажужжало, и из кармана девушки полилась музыка, в ночной тиши и в подъездной коробке прозвучавшая просто оглушительно.

Песня была насквозь знакомая и старинная, но легче мне от этого не стало. С шипением и ругательствами я судорожно пытался выдернуть из узкого кармана телефон, а жизнерадостный певец продолжал интересоваться делами своей исторической родины.