Дебра Дриза: Мила 2.0

Боль внутри усиливалась, словно разошлась метастазами по всему телу.

— Вперед! — я ударила пятками в бока Неги.

Кобыла не заставила просить себя дважды. Она рванулась вперед сразу всем своим весом. Ощутив этот мощный импульс, я прижалась к лошади, наслаждаясь тем, как ее грива хлещет меня по лицу.

Чем быстрее мы мчались, тем меньше ощущалась боль в груди, как будто с каждым ударом моего колотящегося сердца и копыт Неги она сбивалась в комок, все плотнее и плотнее.

Я еще подстегнула лошадь.

Когда мы мчались обратно в конюшню, на пути перед нами выросли валуны — декоративная стенка, зигзагами пересекавшая эту часть поля. Одним тем, что я осмелилась ехать быстрее черепахи, я уже нарушила мамины запреты. О прыжках не могло быть и речи. Особенно учитывая, что я никогда раньше этого не делала.

Или делала?

Камни становились все ближе и ближе. Оставалось либо резко развернуться, либо предпринять идиотскую попытку за какую-то долю секунды врубить нужные воспоминания.

Я ослабила поводья, дав им выскользнуть из пальцев. Значит, выбираем идиотизм.

Я почувствовала, как мышцы кобылы напряглись под моими ногами, и в момент прыжка показалось, что я с Негой — одно целое, что мы летим — ощущение было потрясающее.

Пока стремя под моей правой ногой не ушло вниз. Пока седло не съехало.

Я потеряла равновесие, съехав вбок вместе с ослабившимся седлом, и увидела несущиеся мне навстречу камни. Представилось, как моя голова раскалывается о них, словно яйцо о сковородку; от страха в ушах бешено стучала кровь.

«Тебе крышка», — промелькнуло у меня в голове.

И тут мои руки молниеносно рванулись вперед, я даже не представляла, что способна двигаться настолько быстро. Я ухватилась за гриву Неги и с поразительной легкостью подтянулась обратно — в тот самый момент, когда копыта лошади ударились о землю.

— Да! — Из моей груди вырвался ликующий смех. Хоть мне и не удалось вернуть картины прошлого, я впервые за несколько недель почувствовала себя по-настоящему живой. Как будто весь мир вдруг стал ярким и четким.

Плюс — у меня обалденные рефлексы. Может быть, в один прекрасный день мама расскажет мне, какую роль в недостающих кусках моей жизни играл спорт.

Кстати, о маме…

— Мила!

Попалась.

Я замедлила Негу до рыси. Когда мы приблизились к стройному силуэту у дороги, у меня внутри все сжалось.

Разумеется, мамино лицо сердечком было спокойным, как всегда; ни одной пряди белокурых волос не выбилось из привычного аккуратного хвоста. По скрещенным на груди жилистым рукам можно было понять, что она сердится, но больше ничто не выдавало ее реакцию. Я была разочарована, но совсем не удивлена.

Ничто не могло потревожить Николь Дейли, будь то серьезные травмы лошадей, за которыми она ухаживала, или стихийный переезд в другой штат, и уж тем более одна иногда непослушная, большую часть времени убитая горем дочь.

Когда я остановила лошадь, потянув на себя поводья, взгляд маминых голубых глаз за квадратными стеклами очков остался беспристрастным.

— Я уверена, что говорила тебе не ездить быстрее, чем шагом. В этом был хоть какой-то смысл?

Я спешилась, похлопала шумно дышащую лошадь по шее и выпрямилась:

— Никакого.

Мама так удивилась, что на миг ее брови поднялись над стеклами очков, и поджала ненакрашенные губы.

На меня внезапно нахлынуло удовлетворение, из-за которого я почувствовала себя виноватой.

— Ясно. — Она резко качнула головой и потерла тонкими пальцами лоб.

Затем мама протянула ко мне руку ладонью вверх — нехарактерный для нее умоляющий жест. Вдруг я заметила, что рука дрожит.

— Нет, ничего не ясно. Мила, пожалуйста, не делай так больше. Что, если бы произошел несчастный случай, и я… — она осеклась, но это было не важно. Фланелевая рубашка на мне потяжелела от невысказанных слов.

И я могла бы потерять еще и тебя.

Впервые после переезда я бросилась к маме, обняла и спрятала лицо в уютном изгибе ее шеи:

— Прости, — глухо сказала я, вдыхая смесь розмарина и лошадиной мази. — Теперь буду ездить только медленно. Обещаю.

Когда мама выпрямилась, я обняла ее еще крепче. Я не дам ей отстраниться. Не в этот раз. Она похлопала меня чуть выше левой лопатки, мягко и нерешительно, у меня даже мелькнула мысль, что мне показалось. Как будто за прошедший месяц она забыла, как это делается.

А может, мне и правда показалось, потому что мгновение спустя она высвободилась из моих объятий и отступила назад. Я постаралась скрыть обиду, пока она поправляла очки в проволочной оправе, которые подчеркивали блеск в ее умных глазах. Многие говорили, что мама совершенно не похожа на типичного ветеринара, с ее невероятно длинными светлыми волосами, изящной фигурой и тонкими чертами лица. Она никогда не красилась, считая макияж пустой тратой времени, и казалось, это только подчеркивает ее естественную красоту.