Сергей Сухинов: Клад и крест

Вторая книга трилогии «Клад и Крест», за которую автор в 2014 году был удостоен Государственной премии Правительства России в области культуры

Книга, которую вам, ребята, предстоит прочесть, весьма необычная. Это и приключения, и детектив, и «школьная проза», и рассказ о первой любви, и историческая повесть. Но главное, что это книга рассказывает о жизни таких же российских ребят, как и вы сами!

Когда-то в молодые годы ваши родители зачитывались замечательными повестями о «сверстниках, обдумывающих житье». Наверное, ваши папы и мамы назовут в первом ряду такие шедевры, как «Кортик» и «Бронзовую птицу» А.Рыбакова, «Тимур и его команда» А.Гайдара, «Два капитана» В.Каверина. Эти книги помогли многим поколениям ребят страны Советов найти свой верный путь в жизни.

Ныне мы живем в другое время, и Россия стала другой страной. Нам, взрослым людям, очень хотелось бы, чтобы наши дети и внуки воспринимали многовековую историю России как единое целое, чтобы вы научились гордиться достижениями своих предков и верно понимали все их ошибки и заблуждения. Вы должны научиться созидать, а не разрушать!

Название книги «Клад и крест» далеко не случайно. Поначалу герои этой повести увлеклись поисками сокровищ князей Голицыных. А там где сокровища, там, конечно же, и могилы, убийства и прочие ужасы.

Но поиски сокровищ вскоре привели ребят к совершенно иному понимаю слов «клад» и «крест». Надеюсь, и вы, мои юные читателю, тоже пройдете вместе с Антоном, Родиком, Тёмой, Оксаной и их друзьями непростой путь духовного просветления, который ведет людей к Свету и Вере и Добру.

От того, какие дороги в жизни выберете вы, ребята, зависит будущее нашей великой Родины!

Сергей Сухинов

Этот июльский день выдался на редкость жарким и душным.

Лёнька Кротицын по прозвищу Книгочей так и сяк крутился на мягком диване в своей комнате, и никак не мог найти положение поудобнее. Окна были распахнуты настежь в сад, но дышалось почему-то трудно, и в душе мальчика царила непонятная маята. И только когда откуда-то издалека донесся глухой раскат грома, Лёнька понял: надвигается гроза!

Зевнув, он потянулся, затем надел кроссовки и вышел из дома в сад, держа книгу под мышкой. Он обожал читать в грозу, под шум ливня в садовой беседке – предмете тайной зависти всех его приятелей.

Кротицыны жили на самом краю Петровского, на крутом берегу Москва-реки. Стоило же просто повернуть голову, и перед взором как ладони открывалась панорама деревни и примыкающего к нему поселка Института Биологических Проблем. По ночам, сидя на скамейке с маленьким телескопом в руках, Лёнька мог часами наблюдать за звездным небом, а потом рассказывал друзьям про якобы увиденные им хвостатые кометы и далекие галактики.

Многие ребята не верили в эти россказни, но кое-кто про себя думал: а вдруг в этом что-то есть? Конечно, Лёнька слыл фантазером, но вот беседка в саду Кротицыных была на самом деле очень необычной. Не какая-нибудь деревенская самоделка, сделаннпя из досок и железа. Нет, на краю участка возвышалось старинное сооружение из белого камня: шесть мраморных колонн и вытесанный из цельного куска известняка купол трехметрового диаметра. Беседку построили в начале XIX века в усадьбе князей Голицыных, что располагалась здесь менее чем в ста метрах от дома Лёньки.

Когда-то этой беседкой завершался грандиозный княжеский парк, от которого ныне осталось лишь несколько десятков древних деревьев. Одно из них по воле судьбы также росло возле дома Кротицыных – двухсотлетний ливанский кедр, с характерной плоской вершиной кроны и длинными раскидистыми ветвями. Такого дерева не было больше нигде в Подмосковье, и потому о нем не раз писали статьи в газетах ученые-ботаники. «Ну и везет этому пустомеле!» – с завистью говорили о Лёньке в школе его неприятели.

А теперь признайтесь – разве бы вам не захотелось встретить грозу, сидя в скамейке в древней княжеской беседке, да еще под древним кедром, чья родина находится в далекой Малой Азии?

Почесывая укушенную комаром руку, Лёнька пошел по узкой асфальтовой дорожке, ведущей через сад. Наверху, среди густых ветвей, сияло нестерпимой голубизной июльское небо. Было тихо, и только отчаянная духота да вдруг умолкший щебет птиц предвещали скорую грозу. Наконец, со стороны Знаменков донеслось далекое глухое грохотание.