Сергей Сухинов - Клад и крест

Вскоре Лёнька уже сидел на своей любимой скамейке, упершись ногами в одну из колонн. Сквозь вьющийся дикий виноград он увидел, как на Знаменки с северо-запада медленно надвигался иссиня-черный фронт облаков. То там, то здесь их прочеркивали зигзаги молний. Гроза обещала быть на редкость сильной, и Лёнька даже облизнулся в предвкушении предстоящего буйства стихий.

Надо сказать, что в свои четырнадцать с небольшим лет Лёнька был бесшабашным малым и обожал всяческие острые ощущения. Хилое телосложение и не очень крепкое здоровье не мешали ему выбирать в парке Горького самые головокружительные аттракционы, от одного вида которых у его родителей начинали кружиться головы. «Космонавт ты наш сопливый», – с облегчением говорил отец, когда его сынишка с улыбкой на устах выходил из какой-нибудь очередной летающей ракеты или железного дракона.

Но никакие самые крутые горки или карусели не щекотали так Лёньке нервы, как гроза. Ему не раз доставалось от матери за то, что он не желал во время страшных небесных канонад закрыть окна в своей комнате. «Совсем свихнулся от своих книг, – сердилась мама. – А вдруг в дом влетит шаровая молния? Сгорим ведь, словно в печке!»

Сегодня Лёньке повезло. День был будним, и родители еще не вернулись с работы. Гуляй, не хочу!

Усевшись поудобнее, мальчик раскрыл томик своего любимого писателя Эдгара По. Дождавшись очередного раската грома, он нашел рассказ «Падение дома Ашеров» и громко прочитал:

«В течении всего унылого, темного, глухого осеннего дня, когда тучи нависали гнетуще низко, я в одиночестве ехал верхом по удивительно безрадостной местности и, когда сумерки начали сгущаться, наконец обнаружил в поле моего зрения дом Ашеров. Не знаю, отчего, но при первом взгляде на здание я ощутил невыносимую подавленность… Я направил коня к крутому обрыву зловещего черного озера, невозмутимо мерцавшего рядом с домом, и посмотрел вниз – но с еще большим содроганием – на отраженные перевернутые стебли седой осоки, уродливые деревья и пустые, похожие на глазницы, окна.»

Раскаты грома заглушили на время его слова. Лёнька довольно улыбнулся, перелистал пару страниц и продолжил чтение своих самых любимых мест из рассказа:

«По просьбе Ашера я сам участвовал в подготовке временного погребения. Мы вдвоем, без посторонних, перенесли гроб с телом. Склеп куда мы его поместили…»

Вновь небо содрогнулось. Лёнька облизал пересохшие губы, ощущая, как мурашки пробежали по его спине. Здорово!

«Поместив нашу печальную ношу на козлы, стоявшие в этой обители ужасов, мы частично отодвинули еще не привинченную крышку гроба и стали взирать на лик лежащей в нем женщины. Поразительное сходство брата с сестрою впервые бросилось мне в глаза…»

Вдруг небо запылало ослепительным огнем. Лёнька даже зажмурился и от неожиданности выронил книгу. А когда поднял, то вокруг уже стало темно, словно глубокой ночью.

Выглянув между колонн беседки, мальчик даже приоткрыл рот от изумления. Такого он еще никогда не видел! Грозовой фронт уже навис на Петровским. Он одномоментно испускал сразу несколько молний. Ветер усиливался с каждой секундой, набирая ураганную силу. В темном воздухе замелькали словно пули крупные капли дождя, предвещая начало сильнейшего ливня.

Лёньке стало жутко. Он с тоской посмотрел в сторону дома, мечтая забраться в подвал и переждать там буйство стихии, но затем одернул себя. Неужто на Петровское налетит самый настоящий ураган? Тогда лучше отсидеться здесь, в беседке. Еще неизвестно, устоит ли дом, а беседка точно устоит – ведь за свои почти двести лет она наверняка видела бури и посильнее!

На всякий случай Лёнька забрался под скамейку. Нащупав рукой книгу, он прижал ее к себе, и ощущая, как сильно бьется сердце, уже на память прошептал свои любимые строки из рассказа Эдгара По:

«Охваченный страхом, бежал я из этого здания. Гроза еще бушевала во всю мочь, когда я очнулся и увидел, что пересекаю старую аллею. Вдруг ее пронизал жуткий свет… Сияла полная, заходящая, кроваво-красная луна… Дохнул бешенный ураган… раздался долгий, бурливый, оглушительный звук… и глубокое тусклое озеро у моих ног безмолвно и угрюмо сомкнулось над обломками дома Ашеров».

Последние свои слова Лёнька уже не услышал – молнии сверкали не переставая, а ветер свистел так, что кроны старых яблоневых деревьев клонились чуть не к самой земле. То там, то здесь ломались ветви, не выдержав бешенного напора ветра.