Журнал «Пионер» - Пионер, 1949 № 09

Теперь они поменялись местами. Дружинин пошёл вперёд, а Пётр Васильевич двинулся за ним, держась рукой за его плечо.

Пётр Васильевич с облегчением почувствовал, что маскарад кончился. Дружинин уже больше не был эсэсовцем, а Пётр Васильевич - арестованным крестьянином. Теперь они оба были теми, кем они были в действительности. И это доставляло громадное удовольствие.

- Ух, запарился, - сказал Дружинин, снимая свою тяжёлую эсэсовскую фуражку и вытирая со лба пот.

Петру Васильевичу даже показалось, что он чувствует рукой жар его горячего плеча.

Он и сам обливался потом.

Только теперь они оба почувствовали, какого чудовищного напряжения всех душевных и физических сил стоил им этот безумно-смелый и на первый взгляд такой простой, лёгкий марш по городу, где на каждом шагу их сторожила верная смерть.

Они прошли через разрушенную квартиру - это, несомненно, была квартира, так как Пётр Васильевич один раз наткнулся на ванну, стоящую торчком, - а затем очутились во дворе, заваленном обломками мебели.

Здесь Дружинин остановился, засунул в рот четыре пальца и свистнул с такой силой, что Петра Васильевича мороз подрал по коже.

- Что вы делаете? Вы с ума сошли! - прошептал он, хватая Дружинина за локоть.

- Не бойтесь, - спокойно сказал Дружинин. - Пускай «они» боятся.

И он сделал своё неуловимое движение головой - озорное, мальчишеское, как бы бросая вызов всем врагам, всем тёмным силам, притаившимся во мраке мёртвого города.

Он свистнул ещё раз, и Пётр Васильевич понял, какой ужас, какую тревогу должен был вселять румынским патрулям этот леденящий душу, разбойничий свист среди непроходимых развалин взорванного дома.

В ответ на свист где-то высоко загремел лист кровельного железа.

- Всё в порядке, - сказал Дружинин. - Путь открыт.

Они вошли в разбитую лестничную клетку чёрного хода и стали осторожно подыматься по железной лестнице, которая со скрипом качалась под их ногами.

На некоторых пролётах были сорваны перила. Тогда они шли, прижимаясь к остаткам стены, и чувствовали, как шатаются камни. На высоте третьего этажа отсутствовало пять или шесть ступеней. Дружинин схватился за какую-то, очевидно хорошо ему знакомую, железную скобку, влез на площадку и втащил за собой Петра Васильевича.

Так они добрались до четвёртого этажа или, вернее, до того места, где когда-то был четвёртый этаж. Теперь четвёртого этажа не было, и на его месте гулял чёрный ветер. От всего четвёртого этажа остались лишь одна маленькая площадка и кусок чердачной лестницы, повисшей над пропастью двора.

Они немного передохнули, и потом Дружинин стал подниматься по чердачной лестнице, крепко держа в отведённой назад руке руку Петра Васильевича.

Лестница привела их на чердак, каким-то чудом висевший над отсутствующим четвёртым этажом. Он косо держался на нескольких двутавровых балках, вделанных в уцелевшую стену фасада. Вероятно, снизу этот кусок чердака с куском уцелевшей крыши с антенной и даже с одним слуховым окном казался каким-то феноменом, странной прихотью взрывной волны. И уж, конечно, никому не могло придти в голову, что в этом покосившемся куске чердака кто-нибудь живёт.

Между тем именно здесь и была штаб-квартира Дружинина.

- Итак - мы дома, - сказал Дружинин, когда они пролезли в чердачную дверь, и Пётр Васильевич почувствовал под ногами хотя и земляной, хотя и очень наклонный, но всё же довольно твёрдый, устойчивый пол, а над головой железную крышу.

- Миша, ты здесь? - спросил Дружинин.

- Здесь, - ответил из темноты такой простой, такой домашний, даже несколько сонный голос, будто это всё происходило не на обломке чердака между небом и землёй, в глубоком тылу у беспощадно-кровавого врага, а где-нибудь вечерком в мирном советском городке, в уютной студенческой комнатушке.

- Ну, как тебе понравилось? - с плохо скрытым торжеством спросил Дружинин.

- Я думал, что наш чердак обвалится ко всем чертям, - сказал Миша из темноты.

- Неужели так сильно рвануло?

- И не спрашивай. Жуткое дело. На два километра стёкла посыпались.

- Ты сразу понял?

- Ага.

- Я так и думал, что ты сразу поймёшь.

- Дурак - и тот поймёт. Кто это с вами?

- Так, один тёмный молдаванский мужичок-единоличник, - сказал Дружинин весело. - Садитесь, Пётр Васильевич.

- Спасибо. А куда садиться? Я ничего не вижу.

- Ты бы засветил, Миша. А то сидишь в темноте, как крот.

- Можно, - покладисто сказал невидимый Миша. - Я свечку экономлю. Подождите. Сейчас проверю светомаскировку и тогда зажгу.