Валерий Фурса - В сумерках времени

Хорошо, что заблаговременно сумел обо всем с председателем сельхозкооператива договориться. Мне доже пришлось поступить в этот кооператив и за счет своего взноса полностью обновить машинно-тракторный парк, закупить минеральные удобрения и гербициды под новый урожай и почистить и зарыбить заброшенные крестьянами пруды. В придачу к тому еще и двадцать гектаров нового сада заложили.

У крестьян появилась реальная перспектива на постоянную работу и стабильные заработки. Тем более, что мы обязались перерабатывать и реализовывать всю выращенную ими продукцию. Для этого нами строился новый консервный завод, молокоцех, комбикормовое производство и завод по комплексной переработке зерновой продукции. Невдалеке от этого комплекса строились жилые дома для меня и моих друзей. Еще и для специалистов, которых еще предстоит найти для работы на новом предприятии.

Занимаясь десять лет наукой и почти столько же бухгалтерией, я даже представления не имел о том, что это, новое для меня, дело может быть настолько интересным. С утра и до ночи я не вылезал со стройки, стараясь вникать во все детали и не давая спуска халтурникам, пьяницам и откровенным бездельникам. С такими расставался безжалостно и сразу. Если хочешь зарабатывать деньги, то работай на совесть. Если ты стар или немощен, а заработать хочешь, то я тебе работу по силам найду. Но и выполняй ее как следует. А только так, чтобы номер отбыть, то такое у нас не проходило. О бездельниках пусть другие заботятся. Для этого у нас специальные органы есть. Вот пусть и занимаются своей работой. А мы своей заниматься будем.

Я так увлекся новостойками, что часто и ночевал там. Бабушка Федора и дед Максим, хозяева домика, где я квартировал, относились ко мне, как к родному. Я так давно не чувствовал настоящего семейного уюта, что иногда домой даже ехать не хотелось. Но и за Викторовыми успехами следить надо было. Правда, быть недовольным им у меня причин не было. Разве что за то, что обед или ужин приготовить себе забывал, когда работой увлечен был. За это я иногда даже ругал его. Но разве на такого долго сердиться будешь?

– Я, – говорит, – работой увлекся…

Ну, что ты такому скажешь? Не гульками ведь человек занимается. Мне и самому нравилась такая его одержимость. Нравилось и то, с каким увлечением он рассказывал о своей учебе, о друзьях, с которыми успел познакомиться. Каждое воскресение, если только не было дождя, он обязательно выбирался на этюды и всегда с увлечением делился со мной своими впечатлениями.

Как-то зимой, когда работы на стройке почти не было, я предложил Виктору съездить на этюды на Красное море. И самому куда-то, в теплые края, захотелось, и ему надо было небольшие каникулы подарить. Пришлось и секретом своим поделиться. Не будешь ведь его, как слепого котенка, тащить в неведомые дали. Трать потом время на объяснения… А так – сразу рассказал ему и о Баре, и о своих путешествиях, и о возможности совместных поездок на этюды. Он, конечно, отнесся к моим рассказам с недоверием. Еще и пошутить себе позволил, вспомнив Рассела: если бы желания, мол, были лошадьми, то все нищие ездили бы верхом…

Но я над ним не смеялся, когда через какую-то минуту мы оказались на безлюдном берегу Красного моря. Сказать, что он был растерян, значит не сказать ничего. Если бы не горячая вода и не пустынные пейзажи перед глазами, то мне было бы трудно убедить его в том, что мы действительно находимся на африканском побережье.

Самыми примечательными для рисования были прибрежные скалы. От его внимания не ускользнули и пальмы. Даже песчаные барханы со временем настолько ожили на его полотне, что от них даже жаром тянуло. Три дня мы там пробыли, а мой художник ухитрился до черноты загореть. Потом друзьям объяснял, что ультрафиолетовые ванны принимал.

На протяжение зимы мы еще несколько раз побывали на тихоокеанских островах, в Индонезии, Таиланде и на Маврикии. Чтобы ни у кого не возникало сомнений на счет реальности написанных Виктором пейзажей, мы делали целые фотосессии, фотографии из которых, будто бы, легли в основу его картин. Такие объяснения вполне удовлетворяли всех интересующихся, и потому Виктор мог спокойно работать, с каждым разом все больше и больше оттачивая свой талант.

Конечно, как и каждый художник, Виктор мог написать и натюрморт, и портрет, и батальную сцену. Всему этому его учили в академии. Суровые преподаватели требовали от своих студентов писать картины различных жанров. Но Виктору, хотя он и вынужден был выполнять требования программы обучения, больше всего нравилось писать пейзажи. Между прочим, морские пейзажи или, как их еще называют – марины, у него получались не хуже, чем лесные или полевые.