Елена Первушина: Невидимый город

Один из воинов что-то спросил на своем языке. Армед нахмурился:

– Здесь не говорят живые слова. Говорите на языке таори-мертвых.

– Что в храме? – медленно выговорил воин.

– Кольскег не смог поднять меч. Меч взял Рагнар. Думаю, к вечеру у нас будет король из Кельдингов. Всех Серых переловили в храме. Завтра их прилюдно остригут, чтобы лишить Власти. А тех, кто будет сопротивляться, казнят. Меня стричь уже некуда, и они начнут сразу с топора. Что вы на это скажете?

– Ты кровь людей и кровь таори, – ответил спокойно воин. – Твоей земли там нет. Она здесь, под властью мертвых. Зачем спрашиваешь?

Армед снова покачал головой:

– Ладно. Я беру этот жребий. Украдите лошадь для волшебника.

К полуночи они нагнали всадника со знаками королевского гонца на одежде. Дротик дива пронзил ему горло, и всадник, не вскрикнув, свалился под копыта лошади.

В сумке он вез письмо дивьему князю, в котором Стакад просил о перемирии, сулил богатые подарки. Сайнем прочел письмо дивам.

Армед усмехнулся:

– Что ж, я сам привезу эту весть брату.

Сайнем закрыл мертвому гонцу глаза и вскочил в седло.

Черный песик тоже тихонько выскользнул из храма среди всеобщей кутерьмы. Он отбежал в сторонку, в темный двор, где прохожие частенько справляли малую нужду. Покрутился, ловя собственный хвост, и превратился в человека.

Народ у храма все не расходился, шепотком передавая друг другу жутковатые слухи. Оборотень задержался на минутку у лотка крамаря – уличного торговца. Купил медное ожерелье с талисманами Дея и Дейи – Рыжих Близнецов, Защитников Безоружных. На ожерелье рыжие лисицы Дейи гонялись за сороками Дея.

Утром оборотень вышел из города через скотопрогонные ворота. Застава, поставленная ночью Стакадом, не обратила на него внимания. Крестьянин как крестьянин. Потащил домой ворох новостей об одержимом злыми духами Кольскеге и чудесном избрании короля Рагнара.

Больше оборотень в этой истории не появится. Но вспоминать его будут частенько.

Кали долго сбивал в сенях с валенок мокрый снег, потом, едва не застонав от облегчения, нырнул наконец в блаженное тепло дома.

Спасибо Шеламу, Глас, похоже, с печи не слезал, не играл с угольками и даже к вьюшке не лез. Сидел себе спокойненько на лежанке, забавлялся со старой рукавицей: засунет руку в дыру, покажет самому себе кулак или фигу и знай хохочет да пузыри пускает от восторга. Только седые волоски на макушке трясутся.

Кали всегда боялся оставлять деда одного. Вернешься домой – а от избы одно пепелище осталось. Пожаров, правда, еще не случалось, а угару веселый старичок уже напускал. Ему-то хоть бы что, а у Кали долго потом голова гудела, пока всю дурь из дома не выветривал. И опять же – тепло терять. А дрова-то в Шеламе рубим! Но сегодня пронесло.

Он скинул полушубок, развязал котомку и вытряхнул на стол сегодняшние покупки: новые иглы, связки бус, лоскутки крашеной кожи, выклянченные по бросовой цене у сапожника, да связку восковых свечей.

И покривился мрачно, вспомнив, как цокнула сегодня языком рябая Дагмар, когда отдавала ему свечки: «Видать, у колдунова внука деньги водятся, и немалые, коли он так роскошествует!»

Пришлось притиснуть любопытную бабу к кадушке с грибами и прямо тут же, в погребе, быстро обработать ее, пока болезный супруг надрывался кашлем наверху. Теперь, небось, язык распускать не будет. Да и к слову сказать, не так уж плоха была она, Дагмар, даже и у кадушки. А свечки, конечно, дорогие, но как без них?

Днем на старого чокнутого колдуна можно просто не обращать внимания. Кали быстро научился разговаривать сам с собой и скучал не сильно. Но по ночам Глас начинал вдруг скрипеть зубами, стучал кулаками в печную трубу и приговаривал жалобно: «На голову! На голову не лезьте только! Погодите! Да говорю ж вам, погодите ужо! Всем, всем работу дам!»

Кали на полатях лежал ни жив ни мертв и дохнуть лишний раз боялся. Он хребтом чуял, что это не сумасшедший бред, что кто-то еще, кроме них с Гласом, есть в избе.

Но и сбегать отсюда, потратив зазря столько сил, не хотелось. А ну как Гласу не сегодня завтра это мученье надоест, и он все же надумает расстаться с колдовской Силой и помереть?

И достанется все какому-нибудь дураку прохожему. А Кали так и будет всю жизнь мастерить обереги из кожи, меха да бусинок, пока городские стражники до него не доберутся. Даром что колдунов внук, а Силы-то своей совсем никакой нет.