Людмила Козякова - Инфицированная

Инфицированная

В зале было пусто и тихо. Часы на обшарпанной стене оповестили, что до конца рабочей смены остался час. Тоска. В круглосуточном магазине, в котором я работала, обычно даже в это время покупателей было предостаточно. Но сегодня народ как будто забыл о существовании данной лавчонки. То ли утро понедельника, то ли все разом сели на диету.

В тишине гулко звякнул дверной колокольчик. А нет, не все. Завсегдатай алкалоид дядя Федя, переехавший в наш район полгода назад, решил заглянуть на огонек.

– Добрый вечер, котенок.

Дядя Федя всегда отличался особой вежливостью и любовью к слабому полу. Все женщины в радиусе обозрения этого кавалера были для него, цитирую – "красавицы, птички, рыбки, киски, лапули и ути пути кто тут такой сладенький" Интересно, он совсем не просыхает?

На котеночка я мало тянула. При росте 160 вес слегка закаливал за отметку 80кг. Я несколько раз садилась на диету, но всегда мимо. Если бы меня попросили описать свою внешность, я бы сказала так: « В средневековье красивых девушек сжигали на костре, я бы умерла своей смертью.

– Степаныч уже утро,– проинформировала я.

– Да? Ну, лады. Мне бы бутылочку.

– Дядя Федя не могу. Закон. Сам же знаешь.

– Ну, Светка. Видишь, погибает человек. Душа горит.

– Не могу,– вредничала я,– узнают, оштрафуют.

– А мы никому не скажем, – не унимался любитель спиртного.

– Не-мо-гу, – по слогам произнесла я.

– Злая ты, потому и мужика у тебя нет. Вот сколь тебе? 23? 25? Уже пора и ребеночка заводить и семью.

Я молча поставила бутыль с огненной водой на прилавок.

– Это тебе за двадцати трех летнюю,– грустно проговорила я,– Завтра мне 28 исполняется.

– Э э э с наступающим.

И Степаныч поспешил скрыться, оставив меня в препоганом настроении. Вот ведь плешка тараканья. В свои 28 я не имела ни мужа, ни ребенка, ни мало-мальского претендента на отца вышеупомянутого бейбика. Конечно, у меня были романы. И один вполне серьезный. Мы даже стали жить вместе. И собирались пожениться. Но узрев, что мой избранник сильно неравнодушен к алкоголю, я решила оставить его с его пристрастием и осталась одна одинешенька. Нет. У меня еще была мама, но мы с ней очень редко видимся. Семь лет назад она во второй раз вышла замуж за иностранца. И укатила в Америку. В отличие от меня, мама всегда была стройной и красивой. От ухажеров отбоя не было, но она посвящала все свободное время мне. Так что обделенным ребенком я не была. А когда мне стукнуло 20, мама решила, что свой материнский долг она выплатила и активно занялась свой личной жизнью. Так что когда она уехала, я, конечно, скучала, но не в чем ее не обвиняла. Ведь она заслужила хоть каплю женского счастья. Тем более Френк, ее новый муж, и надо сказать моложе ее на пять лет, маму очень любит и буквально на руках носит. А своего настоящего отца я никогда не видела. И мама о нем никогда не говорила, да я особо и не спрашивала.

С этими грустными мыслями, в препоганом настроении я сдала смену, переоделась и потопала домой. На улице моросил противный дождь. Небо было наглухо затянуто тяжелыми осенними тучами. Видимо сегодня даже погода была против меня. Решив сократить свой путь на половину, я пошла через небольшой парк. Обычно я здесь не хожу, ибо страшно. Ни одного целого фонаря, раздолбанные в хлам лавочки, кучи пустых бутылок и другого мусора. Туда даже менты не совались. Летом это было пристанище пьяной молодежи, бандитов всех мастей и других колоритных персонажей. На дворе стояла осень. Начало октября. Погода радовала минусовой температурой. И я понадеялась, что парк будет пуст. Пройдя пару метров, я остановилась.

– Батюшки!

На лавочке, положив кулачек под щетинистую щеку, мирно спал Степаныч, наполняя округу храпом и стойким спиртным ароматом.

– Дядя Федя! Ну, чего же вы в одной майке то? Не май месяц же, простудитесь,– заспешила я к нему, намереваясь оттащить этот хладный трупик алкаша домой. Знама где живет. Не раз провожали в "хоромы злачные".

Рядом с лавочкой стояла пустая бутылка из-под водки, которую Степаныч купил у меня 20 минут назад.

– Ну, надо же,– пнула ногой я бутыль,– залпом, что ли приговорил.

Дядя Федя открыл один глаз:

– Уйди сердобольная.

– Опа, живой,– обрадовалась я,– вставай, давай. Я тебя домой отведу, а то замерзнешь ведь.

– У у аспид. Уйди, говорю.

– Ну и овощ тебе в помощь,– обиделась я.– Замерзай.

И уже собиралась уходить, но совесть и мамино воспитание в два голоса сказали "Стоять!". Что делать я не знала. Не на себе же его тащить. Дядя Федя так-то старичок покладистый, смирный, не знаю, что на него нашло. Я начала осматриваться, может, найду, чем накрыть пьянчужку. Но к моему великому сожалению ничего кроме пустых бутылок и обычного мусора рядом не было.