Дмитрий Захаров - Жезл силы

– Хошь докладывай, хошь спи, режь тебя медью! – равнодушно зевнул пожилой. Он помахал для виду длинным цевьем копья, на острие которого пылал сухой трут. Алый багрянец огня отбрасывал черные тени, светлячки взвились, разрывая мглу. – Черно… Смена буде! Пошто старейшину тревожить? Набреши кормчему, пусть решает! – он щелкнул ногтем по фишке. – Везучий ты малой! Семь против четырех!

В предложении опытного вояки имелась доля хитрости и здравого смысла. Стража менялась четыре раза за сутки. Полчаса между сменами – время неопределенности. Едва ли кормчие угадают подвох! К тому же слышать лиса, но не увидеть его – большая разница! Известно, что выпь умело копирует голоса обитателей леса, и делает это зачастую ради собственного удовольствия. В лесу бродят шняки – охочие до розыгрышей весельчаки. Если смена не задержится, он успеет на Праздник. А вызов старейшины означает долгие объяснения, и возможно придется снаряжать отряд в погоню. Товарищи не простят ему, коли по его сигналу, вместо веселья их погонят на мороз, искать бестелесных призраков!

– Твоя правда, родное сердце! – согласился молодой.

– Слушай старого енота, малец, и не пропадешь! – смеялся напарник. – Сейчас доиграем, и айда к кострищу девок портить!

Кости полетели на стол, игра возобновилась.

Ратмир растер затекшие лодыжки. Дальше ждать небезопасно. В следующий раз фортуна окажется не столь благосклонной. Им и так повезло, что до сих пор не снарядили погоню. Мозглы неподалеку. Они быстры, в канун холодов у них лютый аппетит. Лис перебирал лапами, кончик пушистого хвоста часто вибрировал. Впереди стоял лес. Темная громада чернела в десятке посохов. Лес будил в людях первобытные инстинкты, завораживал величественной непостижимостью.

– Ходу! – он прыгнул под сень высоких деревьев. С вышки донесся громкий смех, звякнули монеты.

Оказавшись вдалеке от стен города, мужчины почувствовали себя неуверенно. Лис тянул поводок, рыскал носом промеж зарослей самшита. Умелый проводник безошибочно находил дорогу, избегая непроходимой чащобы, и болотистых пойм, коварно укрывшихся под зеленой ряской. Тугие ивовые ветви хлестали беглецов по лицам. Ратмир перемахнул устье ручья, спугнув огромную жабу. Жаба негодующе фыркнула, – ведуны говорят, что старые жабы умеют наводить сглаз почище опытного колдуна. Из колчана беглеца выпала стрела, булькнула в прибрежной тине. Он собственноручно вытесывал древки для своих стрел, обматывал пенькой медное жало, а для оперения использовал красочные перья селезня. На поиск упавшей стрелы времени нет. Выпуклые глаза жабы буравят спину. Ведуны дело говорят, в лунную ночь лучше не встречаться с жабой взглядом! Ему почудилось быстрое движение за спиной, словно тень промелькнула. Страх сковал члены, спина покрылась лютой изморозью. Нелюди! Листва трепетала на ветру, скрипела дубовая кора, мрак прорезала пара светящихся глаз. Шумный взмах крыльев, и уносящееся в небытие уханье. Филин – властелин здешних мест охотился на кроликов. Ратмир прибавил шагу. Ему было стыдно за приступ малодушия, но Щипач ничего не заметил. Он бежал вслед за лисом, загребая босыми ступнями павшую листву.

Через четверть часа быстрого бега, они выскочили на поляну. Свет полной луны посеребрил высокую траву. Горбун завалился на бок, тяжело дыша. На низком лбу выступила испарина, широкая грудь вздымалась и опадала. Как и все уроженцы Этерии, он обладал способностью амфибии, мог подолгу задерживать дыхание под водой, и нырял как рыба. Щипач любил хвастать, что переплывал пролив в те времена, когда Руян дрейфовал в сравнительной близости от континента. Возле южного побережья сильное течение, рычащие буруны разбиваются вдребезги о каменные скалы. Там и на ладьях причалить непросто, только по ночам, когда стихает ветер. Но горбун стоял на своем, предлагал заключить сделку. Полукровки все такие, – упрямые и кичливые. Щипач нечистый. Отец – раб, пришелец с континента, мать – островитянка, из коренных. Уроженка Городища, гулящая девица. Горбун почесал лиса за ухом.

– Брыль чует мозглов?

Борщ наклонился к другу.

– Далеко отсюда. Пока не чует.

– Далеко, это сколько? – допрашивал Щипач товарища. – Три стадии, две стадии? Пусть скажет!

Хотя горбун родился и вырос на острове, он любил играть роль пришлого. Мера длины у островитян отличалась от обителей континента. Путь пущенной по ветру стрелы равнялся одной стадии. Мореходы дулебы придерживались своей метрической системы, а этерийцы делили дистанцию на мили. Способ, заимствованный ими из старинных карт. Две стадии равнялись приблизительно одной мили. Горбун употреблял оба способа измерений, в зависимости от настроения. А настроение у полукровки менялось также часто, как ветер в проливе. Ратмир решил не вникать в детали. Он доверился проводнику, а подозрительному этерийцу совершенно не обязательно их знать.