Дженнифер Доннелли - Сестрица

Подожди Изабель еще несколько секунд, и она увидела бы, как мышка-мать выскользнула из тени и снова приблизилась к очагу. Увидела бы, как изголодавшаяся зверушка принялась за сыр. И, жадно подрагивая усиками, подняла мордочку к окну, за которым снова скользнула тень.

А затем мышка вздрогнула. И убежала.

Изабель радовалась тому, что у нее есть фонарь.

Было полнолуние, но луна как раз скрылась за тучами. В свое время она могла пройти по двору и окрестностям Мезон-Дулёр хоть с закрытыми глазами, однако с тех пор, как она в последний раз выходила из дому ночью, утекло немало воды.

Надворные постройки располагались к западу от дома. Дорожка из плоских белых камней провела Изабель через лужайку перед домом, обогнула старую липу и, нырнув сквозь калитку в деревянной ограде, побежала вниз с некрутого холма.

Петух Бертран приоткрыл один глаз и подозрительно глянул на Изабель, когда та посветила фонарем в курятник. Быстро пересчитав кур, девушка заперла дверь и поспешила к конюшне. Там одиноко дремал в своем стойле Мартин. Когда Изабель вошла, он поглядел на нее, раздраженно фыркнул и снова погрузился в сон. Изабель заперла конюшню и поковыляла назад, к дому.

Это случилось, когда она уже затворяла калитку.

Откуда ни возьмись налетел легкий ночной ветерок, который тут же превратился в крепкий, зловредный ветер. Он растрепал девушке волосы, вырвал калитку из ее рук, хлопнул ею и задул фонарь. А потом сразу стих.

Изабель, вздрогнув, прижала руку к груди. К счастью, ветер заодно разогнал и облака. Белые камни дорожки, которая петляла в траве, светились в лунном свете, так что идти было легко. Когда она уже подходила к липе, отягощенные листвой ветви качнулись от легкого дуновения, и девушке показалось, будто дерево манит ее к себе.

Изабель подошла еще ближе, думая о голубке, которая дважды предупреждала принца об обмане. Откуда она взялась? Может, свила на липе гнездо и сейчас смотрит на нее оттуда? От этой мысли девушке стало не по себе.

Опустив на траву фонарь, она подняла голову и стала рассматривать дерево, вспоминая дни, когда она играла в его кроне, карабкалась по ветвям и, представляя, будто это мачта пиратского корабля или стена вражеской крепости, лезла все выше и выше.

Призраки, которые она гнала от себя раньше, снова окружили ее. Вот она в детстве бесстрашно карабкается на дерево, которое подставляет ей зеленые ветви, словно заботливые руки. Вот Тави с грифельной доской и уравнениями, вот Элла с венками из ромашек. Как невинны были они тогда, все трое. И как хорошо им было втроем. И сами они были хорошие и добрые и ни в чем не уступали друг другу.

Раскаяние, давно сжимавшее сердце, в этот миг едва не раздавило его.

– Простите меня. Я так перед вами виновата, простите меня, – прошептала она трем маленьким девочкам, изнемогая от боли и чувства потери. – Как бы мне хотелось, чтобы все было по-другому. Чтобы я сама стала другой.

Листва над ее головой зашептала и вздохнула. На миг девушке показалось, что дерево пытается что-то сказать ей. Надо же, какая глупость. Покачав головой, она пошла к дому.

Но успела сделать только шаг, и тут… что-то шевельнулось в темноте.

Изабель застыла. Ее сердце, наоборот, отчаянно забилось.

Она была не одна.

Кто-то стоял в тени липового дерева.

И смотрел на нее.

От темноты отделилась фигура.

Изабель, чье сердце все еще билось часто, увидела, что это женщина – высокая, гибкая, с бледным, точно из кости вырезанным лицом. Длинные каштаново-рыжие волосы падали ей на плечи. Голову венчала корона из шиповника. На ней трепетали сине-зелеными крылышками лесные мотыльки. Желтоглазый ястреб сидел на плече женщины. Глаза ее отливали изумрудом, а губы казались черными. Платье позаимствовало свой цвет у мха.

В руках у женщины был живой кролик: он вырывался, а она держала его за загривок. Не сводя с Изабель глаз, она поднесла к лицу извивающуюся добычу, вдохнула ее запах и облизала губы. Сверкнули острые зубы.

Изабель никогда не видела ее, но сразу узнала.

В детстве Элла часто рассказывала истории о таинственном существе, живущем в норе между корней старой липы. Иногда оно оборачивалось женщиной, а иногда – лисицей. Оно было диким, волшебным и прекрасным и в то же время жестоким и хитрым. Изабель всегда считала, что это просто сказки.

До этой самой минуты.

Женщина улыбнулась ей – так же как раньше улыбнулась кролику, выхватив его из зарослей клевера на лужайке. И стала приближаться, медленно, шаг за шагом.