Рик Риордан
Гробница тирана
Памяти Дианы Мартинес,
которая изменила к лучшему жизнь многих людей
Сгорят слова, что память подарила,
Едва луна над Дьяволом уснет.
Пусть оборотень собирает силы,
Иначе Тибр кровью изойдет.
На юг пусть солнце устремит свой ход
Сквозь путаницу к смерти и огню,
Владельца белого коня найдет —
Загадка волю обретет свою.
Смелее, Лестер, в западный дворец;
Деметры чадо корни обретет.
Укажет козлоногий удалец
Тот путь, где вражья обувь лишь пройдет.
Известны три – и Тибр перед тобой:
Тогда лишь, Аполлон, танцуй и пой .
Нет здесь еды
«Шведские рыбки» слопала Мэг
Слезай с катафалка
Я считаю, что тела нужно возвращать.
Тут дело просто в уважении, верно? Если воин пал, нужно приложить все усилия, чтобы вернуть тело его народу для свершения погребального обряда. Может быть, я старомоден – мне ведь больше четырех тысяч лет. Но я считаю, что не хоронить мертвых должным образом – это недостойно.
Взять хоть Ахиллеса и то, что он устроил во время Троянской войны. Повел себя как свинья. Привязал труп защитника Трои Гектора к колеснице и несколько дней таскал его по земле у городских стен. В конце концов Зевс внял моим увещеваниям и заставил этого громилу вернуть тело Гектора родителям, чтобы они нормально его похоронили. Нет, ну правда . Нужно же иметь хоть немного уважения к тем, кого ты убил.
А труп Оливера Кромвеля? Я и сам не сказать чтоб обожал его, но всему есть предел. Сначала англичане с почестями его хоронят. Затем они вдруг решают, что ненавидят Кромвеля, выкапывают из могилы и «казнят» его тело. Потом его голова падает с пики, на которой красовалась десятилетиями, и в течение трех веков переходит от одного коллекционера к другому словно какой-нибудь снежный шар – омерзительная безделушка на память. Наконец в 1960 году я шепнул кое-каким влиятельным людям: « Хватит уже. Я бог Аполлон, и я приказываю вам похоронить эти останки. Вы ведете себя отвратительно» .
Когда дело коснулось Джейсона Грейса, моего павшего друга и единокровного брата, я не стал полагаться на случай и решил лично доставить гроб с его телом в Лагерь Юпитера, чтобы проводить его со всеми почестями.
И это было правильное решение. Например, потому, что по пути на нас напали гули.
Когда закат превратил залив Сан-Франциско в котел расплавленной меди, наш частный самолет приземлился в аэропорту Окленда. Я сказал «наш», хотя на самом деле заказной рейс был прощальным подарком от нашей подруги Пайпер Маклин и ее отца-кинозвезды. (У всех должен быть хотя бы один друг с родителем-кинозвездой.)
У взлетно-посадочной полосы нас ждал еще один сюрприз, тоже, надо полагать, от Маклинов, – блестящий черный катафалк.
Мы с Мэг Маккаффри разминали ноги на площадке у «Сессны», пока наземный персонал с мрачным видом доставал гроб Джейсона из багажного отделения. В вечернем свете казалось, что гроб из полированного красного дерева светится. На латунных ручках сверкнули красные отблески, и я ужаснулся – так это было красиво. Смерть не должна быть красивой.
Работники загрузили гроб в катафалк, а затем перенесли наш багаж из самолета на заднее сиденье автомобиля. Вещей у нас было мало: рюкзак Мэг да мой (любезно предоставленные «Военным безумием Марко»), мои лук с колчаном и укулеле, пара блокнотов с эскизами и макет Джейсона.
Я подписал бумаги, выслушал соболезнования экипажа, пожал руку славному сотруднику похоронного бюро, который вручил мне ключи, и направился к машине.
Посмотрев на ключи, я перевел взгляд на Мэг Маккаффри, отгрызающую голову «шведской рыбке». В самолете оказалось полдюжины банок с этими красными жевательными конфетами. Теперь их запасы поиссякли. Мэг в одиночку позаботилась о том, чтобы популяция «шведских рыбок» на борту оказалась на грани вымирания.
– Мне садиться за руль? – спросил я. – Они арендовали этот катафалк?
Мэг пожала плечами. Весь полет она провела развалившись на сиденье, и теперь ее прическа «под пажа» с одного бока была примята. Уголок очков-«кошечек», украшенный стразом, выглядывал у нее из волос как акулий плавник.
Впрочем, весь ее наряд был сомнительным: стоптанные красные кеды, потрепанные желтые легинсы и ее любимое зеленное платье до колен – подарок от матери Перси Джексона. Любимое – потому что оно побывало в стольких битвах и столько раз было постирано и зашито, что стало похоже скорее не на платье, а на сдувшийся воздушный шар. Вишенкой на торте был пояс с кучей сумочек, какие носят садовники: ведь дитя Деметры никогда без такой штуки из дома не выйдет.
Читать дальше