– Ты кто, милая барышня? Не думал, не гадал, что есть такие. Краше тебя и не встречал я.
Смутилась Марьюшка, бросила взгляд на Бранибора, да потупилась:
– Так уж и не встречал? – спрашивает.
– По чести сказать, свела меня судьба с одной девицей. Мореной звали. Спасла от лютой смерти она меня. Красивая, но красота её омутная. Говорит с тобой, а руки-ноги цепенеют. Смотрит на тебя, а душу, будто в пучину затягивает, задыхается душа – не выбраться. Жизни в Морене нет. Безжалостна и холодна она. Ты же, краса-девица, совсем другая. Похожа на неё, но будто Морена отражение твоё из вод темных. От тебя свет идёт, словно солнышко в чистой реченьке сверкает, сердце нежностью наполняет – жить хочется.
Зарделась Марьюшка, никто ей таких слов не говорил, а затем отвечает:
– Зовут меня Марьей. А это Макар, батюшка он мне.
– Откуда меня знаешь, Марья? Неужто встречались, а я запамятовал?
– Может, и встречались, – отвечает она.
Поглядел Макар на Бранибора, на Марьюшку, смекнул в чем дело и спрашивает:
– Вижу, что парень ты вроде и неплохой, чего это вдруг с кулаками полез?
Пожал плечами Бранибор:
– Прости великодушно, отец, но не знаю, что и ответить тебе. Чудное приключилось. Помню только, шёл по дороге, траву увидал диковинную с цветами черными, стебли змеями извиваются, листья острыми ножами торчат, да кайма багряная на них. На концах листьев ягоды, но непростые. Сами жёлтые, посередине продольная чёрная полоска, будто змеиный зрачок, следящий за всеми. Сорвал полюбопытствовать. А более ничего не помню.
– По какой же надобности странствуешь? Что за нужда заставила тебя по белу свету скитаться, воин?
Не успел ответить Бранибор, как всадники на дороге появились. Плащи зелёные на них, золотом отделаны, шапки бобровые, сапоги блестящие со шпорами. Кони все как один каурые, гривы лентами заплетенные. Скачут во весь опор, нагайками воздух хлещут, кричат:
– Стоять! Догоним, высечем!
Вскочил на ноги Бранибор, собой Марьюшку закрыл, прошептал:
– Беги, отец, с Марьей в лес, прячьтесь. Непонятно какие люди, видать не с добром.
– Нет, парень, одного я тебя не оставлю, – говорит Макар. – Их погляди с десяток. Одному тебе не устоять. А ты, Марьюшка, пока время есть, беги, затаись в лесу. Ежели что, не поминай злым словом.
– Не пойду прятаться. Не брошу вас, – отвечает Марья. – И драться не надо.
Вышла вперёд, подняла руку, да крикнула сурово:
– Стоять, холопы! Чьих будете? Почто крик подняли?
Опешили всадники, коней остановили, недоверчиво разглядывают Марью, молчат. Окинула она их взглядом грозным, вновь говорит:
– Неужто я, княжна, должна вдругорядь вас, холопов, спрашивать: чьих будете?
Спешились всадники, шапки сняли, поклонились Марье:
– Мы стражники боярина Бубякина. Увидали они вас с пожарной каланчи, велели узнать, кто по их земле ходит, беспорядки творит.
– Доложите боярину… Впрочем, сама с ним поговорю. Подайте коней мне, моему батюшке и моему воеводе. Сами же рядом побежите, дорогу будете показывать,– велела Марья.
Засуетились холопы, подвели коней. Сели Марья, Макар и Бранибор, пришпорили каурых и поскакали. Холопы рядом бегут, шапки с голов сползают, пот глаза застит, но поспешают, дорогу показывают.
Подъехали к бубякинскому дому. Забор высокий из тёсаного камня стоит вокруг дома, ворота дубовые на крепкий замок заперты. Из-за забора лишь черепичная крыша виднеется, да каланча пожарная небо подпирает. Робко стражники постучали в ворота. Никто им не открывает. Ещё раз постучали. Вновь тишина.
– Может, вы и не стражники боярина Бубякина, а самые что ни на есть лиходеи? – ухмыльнулся Бранибор. – От того вам и ворота не отворяют?
– Что ты! Что ты! – замахали они руками. – Стражники мы. Токмо у нас беда с радостью пришла.
– Как так? – спрашивает Макар.
– Пропал наш боярин по зиме. Почитай полгода их не было. Уж и не чаяли живыми увидеть, – принялся рассказывать старший. – Боярыня, как полагается, поплакала, затем утешилась, а опосля принялась хозяйством распоряжаться. Ладно выходило у неё. Но тут является обратно боярин. Да не один, а с Акишкой. Кто таков и не понять, – вздохнул стражник. – Боярыня как барина увидела, обрадовалась, весёлая стала. Всем дворовым подарки самолично поднесла. Три дня пировали, а на четвёртый день Акишка стал в доме верховодить. Боярин с боярыней свою опочивальню уступили ему. По утрам Акишке девки пятки чешут. Когда он спит, то не смей шуметь. За то могут на конюшне выпороть.
Читать дальше