Катрин Бенкендорф - Ибэ

На минуту в воздухе повисло молчание. Расул с любопытством, граничащим с полным недоумением, смотрел на Аццо, который про себя уже начал радоваться победе, принесенной неоспоримым аргументом. Что и говорить, выигрывать в спорах он любил больше всего не свете. Ни одно удовольствие мира не было для Шульца настолько желанным и сладким, как осознание непревзойденности своего ума, способного рождать точные и неопровержимые доказательства своей правоты, так изящно и убедительно выстроенные. Но триумфу юного ученого не суждено было длиться недолго, Расул вмиг развеял все его самодовольство:

– Нет, вы определенно самые безмозглые глупцы, каких я только встречал за свою жизнь. Еще ученые! Сам по себе Ибэ не так страшен, конечно. А то, что случилось в самом начале с вашим другом – вы уже и забыли? Не было ли это первым знаком? Но нет, вам же море по колено, такими мелочами вас несуеверных не остановить. Я еще тогда предупреждал – Духи против! Но вы не послушались. И тут, словно в подтверждение моих слов, еще один знак – приближающийся Ибэ. Даже последнему неверующему дураку станет ясно – дело дрянь. Но только не вам. Вы же у нас – другой сорт. Люди науки!

– Позвольте заметить. – неожиданно раздался тихий старческий голос Джона, и все с нескрываемым любопытством и широко раскрытыми глазами тотчас же обернулись в его сторону, – Мы не то чтобы не видим эти знаки, посылаемые, как Вы изволили предположить, некими Духами. Мы скорее не хотим их видеть. Нами движет сила более неудержимая, более властная – сила любопытства, которая не ведает преград и не останавливается ни перед чем в своем стремлении возобладать объектом, на который она направлена.

Расул молчал. Впрочем, как и остальные члены группы, все так же удивленно таращившиеся на Джона, который абсолютно никак не отреагировал на вызванное его словами общее оцепенение. Но как бы опомнившись, он невинно спросил:

– Я взял на себя смелость выразиться за всех нас. Вы же не возражаете?

Что и говорить, это тихий старичок со странностями попал в самую точку, и возразить было абсолютно нечего. Даже Расул, который пытался найти все новые и новые аргументы в пользу того, чтобы свернуть обратно, потерялся.

И неизбежность встречи с Ибэ неуклонно надвигалась.

Два солнца как обычно безмятежно светили над Палениусом, одной из четырех главных планет Высших Миров. Первое солнце, что звалось Великой Звездой, сейчас находилось в зените и своим ярко желтым светом озаряло мир. Другое, Синяя звезда, расположилось чуть поодаль, и от нее исходило лишь слабое голубоватое сиянье. Синяя звезда находилась в десятке световых лет от их системы, оттого виделась совсем небольшой.

Клеонор сидел в саду около своего дворца. При нем цветки Найры опустились в воды Великого Ничто, поэтому сейчас шел светящийся дождь. Его струны мягко ниспадали прямо из космоса, причудливо извиваясь, и окутывали мир своим ажурным покрывалом. Клеонор чувствовал их нежное прикосновение и ту благодать, которая вливается в его сердце. И терзающие прежде его душу сомнения постепенно отступали, а решимость набирала силу. Что ж, раз боги вмешаться пока не могут, он будет действовать сам. Так тому и быть.

Клеонор не раз допускал подобный исход событий, но прежде ему казалось, что он в состоянии решить проблему другим способом. Да что и говорить – надежда всегда умирает последней, и вера в исправление брата вот уже добрых шесть столетий соседствовала в его сердце вместе с безусловной любовью к нему. Клеонор знал не понаслышке о силе упрямства брата, который уже с раннего детства проявлял свою несгибаемость при достижении поставленных целей. Компромисс – не для Гарнара. Он всегда знает, чего хочет, и не готов уступить не то, чтобы брату, даже Творцу он посмеется в лицо, если тот вознамерится препятствовать ему. Это с одной стороны, крайне необходимое качество для правителя. Но все хорошо в меру. Бескомпромиссность Гарнара же переходила все границы и порой была совершенно лишена здравого смысла.

К Клеонору подошел высокий статный человек в черном костюме с абсолютно непроницаемым и лишенным любых эмоций лицом:

– Господин Клеонор, к Вам прибыл с визитом Роррес.

Его голос вывел Клеонора из задумчивости:

– Хм… Интересно, чем обязан его визиту, – сказал правитель вслух, но даже этого не заметил, – Ладно, Обрам, пусть подойдет сюда.

Из дальнего конца сада к Клеонору мерной поступью шагал Ангел. Метра три в высоту с исправной осанкой он чинно вышагивал, сминая траву и сухие ветви под ногами. Ветер раздувал его белоснежные волосы, играясь и резвясь с серебристыми локонами, солнце отражалось в начищенных до блеска доспехах, грозный меч мирно покоился у него за плечами вместе с огромными крыльями. Казалось, что само время замерло при его появлении, и, если прислушаться, можно было даже различить дыхание самого космоса— легкое, эфемерное, едва уловимое.