Андрей Антоневич - Цитадель

Все это Дмитрий Линевич наблюдал, находясь за спиной у почетных гостей, в форме красноармейца времен Великой Отечественной.

Оставшаяся часть праздника, в принципе, прошла как обычно…

Выступали с речью чиновники, затем высокопоставленные военные, а за ними праправнуки бывших врагов, которые, спасаясь, от агрессии невероятно разросшихся диаспор представителей Ближнего Востока и Африки, бежали из своей страны сначала в Польшу, но после того, как их там, под предлогом взимания репараций, откровенно грабили и насиловали, они щедро расселились по территории стран бывшего Советского Союза.

Потом как обычно начались выступления творческих коллективов, а вечером прогремел салют из нескольких десятков залпов.

С того момента Дима, который до этого с неподдельным энтузиазмом принимал участие в постановках боевых действий, чтобы не видеть больше эту мышиную возню, решил приходить на такие мероприятия не в качестве участника, а в качестве зрителя. Однако отвертеться от роли красноармейца в реконструкции начала войны двадцать второго июня ему не удалось, потому что ректор университета, в котором учился Дима, весьма прозрачно намекнул, что не все студенты, в случае отказа от участия в общественной жизни их учебного заведения, смогут защитить свои дипломные работы.

Дмитрий, который не был чьим-то родственником и не имел достаточно денег, чтобы проплатить себе поступление в университет, потратил слишком много сил и времени, чтобы пробиться среди блатных и стать студентом. Страна, распухшая от неимоверного количества руководителей, большинство из которых не могло даже толком связать свои мысли из трех слов в одном предложении, уже давно нуждалась в рабочих руках, поэтому обучение высшему образованию на платной основе, было упразднено, а основной упор сделан на среднем техническом, чтобы было кому работать и обслуживать сложное оборудование, заменившее работу тридцати пяти процентов населения страны. Поэтому, чтобы все-таки стать инженером-разработчиком роботизированной техники и не остаться у разбитого корыта, Дима, скрипя зубами, согласился.

Теперь он сидел в одной из еще сохранивших свой почти первозданный вид старых казарм Брестской крепости и ждал, когда наступит шесть утра, чтобы в числе других парней и девушек из их группы броситься отбивать атаку, переодетых в войска гитлеровской Германии студентов с параллельного потока.

Начало реконструкции атаки на крепость уже давно перенесли с четырех на семь утра, потому что так было всем удобней – чиновники могли выспаться, а участники подготовиться.

Дмитрию это было удобно тем, что он мог спокойно сесть на электробус и добраться до крепости с большим запасом времени, чтобы успеть переодеться и выпить приторно-сладкого чая полевой кухни.

– Я ему говорю, что не могу сегодня, – собрав возле себя небольшую аудиторию сочувствующих, усиленно тараща глаза, недовольно бубнел Сожко Паша – одногруппник Димы: – простыл очень сильно. А он мне: «Или идешь в атаку двадцать второго июня или идешь в народное хозяйство коровам хвосты крутить».

Что за человек Пашка, Дмитрий понял уже через полгода совместной учебы на первом курсе…

Сожко был сыном крупного контрабандиста, исправно проплачивавшего «нужным людям» за безопасное нахождение в теневом бизнесе. Его отец вынашивал в себе грандиозный по своей наглости план по захвату одного весьма успешного государственного предприятия по производству бытовой техники и именно поэтому Пашка, который с трудом вспоминал название цифр, оказался на инженерном факультете. «Старый тормоз», так назвал невысокий плотносбитый увалень своего отца, хотел, внедрить своего единственного отпрыска, после окончания университета, в ряды номенклатуры этого предприятия и быстро подтолкнуть его по карьерной лестнице в сторону руководства, где рано или поздно при помощи чиновников, очень уважающих деньги, он бы стал во главе предприятия и плавно его довел бы до банкротства, вынудив государство отдать его в частные руки, которые с радостью его примут. Однако пока что эти руки только потели, проплачивая преподавателям вознаграждение за то, что они закрывали глаза на тупость и леность его сына.

Не смотря на то, что Пашка был совершенно не приспособлен к точным наукам, он был очень хитер и изворотлив. Придерживаясь принципа: «Если в руки возьмешь, то понесешь», он предпочитал все делать чужими руками, ничего не давая взамен.