Андрей Звонков - Приключения Атреллы. Дорога на Регалат

Дорога вела на юг. Атрелла думала: «Что делает отец? Почему он не побежал за ней? Впрочем, она теперь была уверена, что он не побежал, потому что упрямый. Он тоже разозлился. Его не понимают! Он же гений! А его не понимают! – у Атреллы от обиды защипало в глазах и снова выступили злые слезы, – Наверняка отец сейчас или разговаривает с гендером… – нашел себе достойного собеседника, понимающего гения О́рзмунда! Или нет, пошел, наверное, к бывшему своему помощнику – ассистенту из госпиталя – Гедерину. Хотя вряд ли, если отец и пойдет, то не на ночь глядя. Спать ляжет? Тоже вряд ли. Будет ходить по комнате и злится. Может быть под утро приляжет, потом будет долго молиться и просить прощения у Лита за вспышку раздражения. Врач должен начинать лечение в ровном состоянии духа. И его ассистент должен быть спокоен и уверен. А нет лучшего способа для приведения в равновесие душевного состояния, чем молитва. В одиночку отец не решится делать операцию. Обязательно нужен ассистент, который усыпил бы пациента и контролировал работу сердца и легких оперируемого. Атрелла с этой работой справлялась неплохо. Сон нужен не для обезболивания, а чтобы пациент разговорами и лишними движениями не мешал врачу. Все-таки отчасти отец прав, пол сменить гендеру это не бородавку срезать и не увеличить грудь моднице или половые принадлежности ловеласу, это полная переделка организма, от скелета частично, до половой сферы. Неизменным остается лишь мозг.

Атрелла всегда любовалась работой отца, несмотря на то, что последний год на его столе лежали одни лишь ломучие гендеры – работой виртуоза невозможно не любоваться. Руки лекаря – его инструмент. От кончиков аккуратных, закругленных и чуть заточенных ногтей до локтя. Каждое движение выверено и завершено. Когда профессор приступал к осмотру пациента, со стороны казалось, что он все пространство, включая тело больного, разметил на мельчайшие частицы и видел каждую и чувствовал. И это было так.

Вот он проводит кончиками пальцев от вершины лба пациента до промежности, мысленно обозначая срединную линию. Кожа под пальцами чуть приподнимается, липнет, будто притягиваемая невидимой силой – это отец настраивается на организм пациента, изучает его, определяет места, где может прятаться болезнь. Этот процесс недолог. Пациент еще не спит, он смотрит в потолок и отвечает на вопросы отца. Они общаются и даже шутят, но профессор предельно сосредоточен.

Особенностью методики профессора Орзмунда было то, что он, не как обычный лекарь, обнаружив проблему в организме, посылал мысленный импульс на ее исправление или, как поступали большинство лекарей низких рангов. Они читали молитву Литу: «Исправь, исцели по своему разумению» и бог что-то исправлял или не исправлял, если не считал нужным. Потом лекарь объяснял: «как Лит решил, так и будет». Только почему-то одних лекарей Лит слушал лучше, других хуже, собственно этот авторитет лекаря перед богом и позволял определить его ранг. О чем Атрелла никогда не задумывалась, почему ее Лит слушал всегда и всегда выполнял ее просьбы? Впрочем, как и ее отца. Он-то имел высший ранг, потому и стал профессором в двадцать два года.

Профессор же никогда не говорил, что он «сам как бог», но он не просил, а брал организм здоровый и переделывал, как просил заказчик. Поэтому лечащим импульсом или молитвой тут не обойтись. Ви́тунг О́рзмунд подключался к системам и начинал их перенастройку, направляя активные вещества в органы и ткани, изменяя их работу, форму, размеры, он «видел» организм изнутри, прекрасно зная его строение. Атре́лла обычно стояла у головы пациента и, приложив пальцы левой руки к виску, а правой – к груди, следила за тем, чтоб пациент спал, но при этом не прекращал дышать, и чтобы сердце его билось и легкие функционировали. Она чувствовала, внутренним зрением «видела», как отец работает, как, повинуясь его мысленным командам-образам, зарождаются в костном мозге молодые универсальные клетки и отправляются в органы, где в спешном порядке заменяют ненужные старые ткани. При этом, если отец формировал организм противоположного пола, новые ткани были закладкой новых органов.

Каждая операция длилась по четыре-пять часов. А каждый гендер переносил по четыре операции и проводил в доме не меньше двух недель. Ведь после каждого вмешательства нужно было дать время организму измениться и приготовиться к новым «исправлениям». Атрелла никогда не спрашивала, сколько отец запрашивал за каждую операцию, с ним рассчитывались через банк, но, судя по тому, что он купил новый дом на окраине Гразида и жили они безбедно – платили помногу. А если Гедерин ему откажет? Может такое быть? Вполне… тогда отцу придется… нет, он, наверное, сразу предложит помощнику хорошие деньги за ассистирование. Ну и ладно! И пускай! А она помогала совершенно бескорыстно. Ей вообще очень нравилось лечить. Просто так. Не за что-то, а потому что очень приятно больных делать здоровыми.