– Ну, в общем-то, нет, мать, но…
– А пока их у тебя нет, давай займемся щукой-серебрянкой – ее надо вытащить из наших сетей, пока она не принялась прогрызать дыры еще и в нашей лодке.
Верин неохотно закрыла записную книжку и упрятала ее обратно за пояс.
– Как скажете, мать, – промолвила она. – Могу ли спросить, как вы намерены поступить с Найнив и двумя другими девушками?
Амерлин помолчала, погрузившись в размышления. Потом сказала:
– Я с ними не начну еще разбираться, а им уже захочется спуститься на берег реки и продать себя на наживку для рыб. – То была чистая правда, но толковать ее слова можно было по-разному. – А теперь сядь и расскажи мне обо всем, что эти трое сказали и сделали за то время, что провели с тобой. Абсолютно обо всем.
Лежа на узкой кровати, Эгвейн хмуро созерцала мерцающие тени, отбрасываемые на потолок светом одинокой лампы. Она силилась придумать какой-нибудь план действий или разгадать, что же их ждет впереди. Ничего не выходило. В тенях на потолке было больше порядка и ясности, чем у нее в мыслях. Даже о состоянии Мэта Эгвейн едва могла заставить себя беспокоиться, но и стыд, который девушка из-за этого испытывала, был незначительным, словно сдавленный стенами, что ее окружали.
Уюта в маленькой квадратной комнатушке с белеными стенами не было ни на грош, как не было и окон, однако в этом отношении она ничем не отличалась от прочих келий, отведенных в этой части Башни для послушниц. В одной стене торчали деревянные колышки, на которые вешали одежду или иные пожитки, к другой была пристроена кровать, на третьей имелась крошечная полочка, где некогда Эгвейн хранила несколько книг, позаимствованных в библиотеке Башни. Обстановку довершали умывальник и трехногий табурет. Половицы были почти добела выскоблены. Эту повинность, вдобавок к учебе и к прочим работам по хозяйству, девушка, ползая на четвереньках, исполняла каждый прожитый здесь день. Послушницы, будь то дочь владельца гостиницы или же дочь-наследница Андора, жили крайне скромно.
Эгвейн вновь носила простое белое платье послушницы – даже пояс и сумка-кошель на нем были белого цвета, – но радости по поводу избавления от ненавистного серого не испытывала. В ее комнате слишком многое наводило на мысль о тюремной камере.
«А если они намерены впредь держать меня тут? В этой комнате. Как в камере. Точно в ошейнике и…»
Она глянула на дверь – за которой наверняка по-прежнему караулит темнокожая принятая – и перекатилась поближе к белой оштукатуренной стене. Когда-то давно послушницы проделали маленькое сквозное отверстие, выходящее в соседнюю комнатку. Оно находилось чуть выше матраса и было почти неразличимо, если не знать, где его искать. Эгвейн понизила голос до шепота:
– Илэйн? – (Ответа не было.) – Илэйн? Ты спишь?
– Как я могу спать? – откликнулась Илэйн через потайное отверстие гнусавым шепотом. – Я понимала, что кое-каких неприятностей нам не избежать, но такого не ожидала. Эгвейн, как они собираются с нами поступить?
У подруги ответа на этот вопрос не было, а ее догадки были не того рода, чтобы Эгвейн желала говорить о них вслух. Ей даже думать о таком не хотелось.
– Вообще говоря, Илэйн, я думала, что нас могут встретить как героев. Мы благополучно возвратили Рог Валир. Мы раскрыли, что Лиандрин – из Черной Айя.
Она осеклась на этих словах. Существование Черной Айя – Айя, которая служит Темному, – Айз Седай всегда отрицали и, как известно, готовы были обрушить свой гнев на любого, кто допускал такую возможность. «Но мы-то знаем, что она не выдумки и действительно существует».
– Нам должны были воздать почести, – сказала она.
– «Могли бы» да «должны» не построят нам мосты, – отозвалась Илэйн. – Свет свидетель, как же я ненавидела это присловье, когда матушка мне его повторяла, но с правдой не поспоришь. Верин велела нам не говорить ни о Роге, ни о Лиандрин ни с кем, кроме нее или Престола Амерлин. Не представляю, будто что-то из этого сработает так, как мы думали. Это несправедливо. Мы через столько прошли; и тебе столько пришлось перенести. Это просто несправедливо.
– Верин велит. Морейн указывает. Понимаю, почему люди считают Айз Седай кукловодами. Я почти чувствую веревочки у себя на руках и ногах. Как бы они ни поступили, это будет, по их убеждению, на благо Белой Башни, а вовсе не так, как для нас лучше или справедливо.
Читать дальше