Клэр Легран - Дитя ярости

Даже сейчас, когда прошло столько времени после того, как Старый мир прекратил свое существование, и стало понятно, что ангелы и магия не существуют и никогда не существовали, а все воспоминания о прежних временах – всего лишь легенды, – многие люди все равно ходили в храмы и молились Святым, а миф о Солнечной Королеве продолжал будоражить их воображение.

Каждое лето Джозеф Ферракора возвращался домой к дочери, принося ей какое-нибудь новое украшение к ее наряду – изящную позолоченную заколку для волос из Ринтоса, шкурку белой норки, контрабандой провезенную из Аставара.

Элиана и ее родители всей семьей шли на торжественное шествие, которое проходило по всему городу. Дети с намазанными золотой пудрой щеками залезали на полуразрушенную статую святой Кейтелл – повелительницы солнечного света, и вешали гирлянды из белых цветов геммы ей на шею. Музыканты били в барабаны и перебирали струны арф. Сказители в белых одеяниях в лицах изображали долгожданное пришествие Солнечной Королевы.

Шествие заканчивалось на высоком берегу на излучине реки, в самой восточной части холмов, где возвышалась статуя Одрика Светоносного. Он восседал на крылатом коне и суровым взглядом смотрел в сторону восточного горизонта. Это была самая любимая статуя Элианы во всем городе – лицо обреченного короля выглядело одновременно решительным и бесконечно усталым. Когда она смотрела на него, ее сердце сжималось от жалости.

– Прости меня, Светоносный, – прошептала она ему в тот последний год. Она поцеловала его облупленный каменный сапог, сжимая кулон с изрядно потертым изображением, странным образом напоминающим статую. Как обычно, она пыталась рассмотреть лицо короля на кулоне, но если крылатый конь более или менее сохранился, то потемневшее лицо всадника было скрыто следами времени, как бы Элиана ни старалась его отчистить.

– Он смотрит в сторону горизонта в ожидании Солнечной Королевы, – прошептала Розен своей дочери, держа в руках маленького Реми. – Ты ее видишь? Ты видишь Солнечную Королеву?

– Она придет в этом году, папа? – спросила восьмилетняя Элиана, чье радостное возбуждение не проходило даже после долгих ночных бдений.

– Смотри во все глаза, милая, – ответил Джозеф, и девочка почувствовала, как дрожит обнимающая ее рука. – Жди, когда придет свет.

На следующий день он снова уехал на войну и больше никогда не возвращался.

С тех пор прошло десять лет. Элиана сидела перед зеркалом в своей спальне, в то время как Реми заканчивал укладывать ее волнистые темные волосы в причудливый пучок на затылке. Ее щеки – не такие бледные, как у Реми, а скорее нежно-оливковые, как у матери, – блестели от золотой пудры. Глаза были подведены темной краской, в ушах сверкали бриллиантовые серьги.

Она закончила накладывать ярко-красную помаду на губы и улыбнулась своему отражению.

– Я отлично сегодня выгляжу, – заявила она.

Реми закатил глаза.

– Ты всегда отлично выглядишь.

– Конечно, но сегодня это нечто особенное, и нечего закатывать глаза.

– Я буду закатывать глаза, пока ты не перестанешь хвастаться.

Она усмехнулась, глядя на его отражение.

– Итак, скажи мне еще раз, что ты должен делать.

Реми сидел с надутым видом у нее на постели.

– Предполагается, что я при любых обстоятельствах остаюсь с Харканом и делаю все, что он мне говорит, и не должен задавать тебе вопросы по поводу того, что ты замышляешь сегодня ночью. Что бы ни происходило.

Элиана поднялась, и платье винного цвета, то самое, которое прислал ей лорд Аркелион, сверкающими мягкими складками окутало ее ноги.

– А если что-нибудь случится с Харканом?

– Я буду ждать тебя у восточного моста, у статуи Адмирала.

– Но с Харканом ничего не случится, – произнес он сам, входя в спальню. На нем были высокие коричневые сапоги, темные брюки, длинная кожаная куртка, облегающая его стройный торс, и плащ с капюшоном. Он поставил на пол небольшую сумку с необходимыми вещами и потрепал Реми по голове, взъерошив волосы. – Харкан слишком крут для этого.

Обычно Реми закатил бы глаза и выдал бы Харкану какую-нибудь колкость, заявив, например, что все, что в нем есть крутого, это привычка рыгать, напившись пива, как старый пьяница.

Но на сей раз мальчик сидел молча с бледным лицом, кусая губы, которые и без того потрескались. Со времени исчезновения матери они ни разу не видели его плачущим, он даже пытался отвечать на шутки Элианы, но она-то знала, что творится у него на душе.