Елена Казакова - Проклятая статуя

Вечером в поместье, заехали два графа, живущих по соседству, а с ними в зал вошёл старший брат Эмирейка – Димирон и Эмиль, улыбаясь, танцевала с ним. Позже, по просьбе гостей, девушка пела, а Эмирейк, затаив дыхание, смотрел на Эмиль. Это заметила мать красавицы и, хотя она уже привыкла к тому, что её дочь удостаивается восхищённых взглядов мужчин, Вейтели не понравилось такое внимание молодого человека. Эмирейк, не имеющий, ни собственного поместья, ни других достоинств, являющийся лишь четвёртым сыном не герцога, а простого графа, не имеет права думать, что он может на руку её дочери претендовать. Эмиль должна блистать при дворе правителя, выйдя замуж за принца или уж, в крайнем случае, за герцога. Поделившись своими мыслями с мужем и получив его одобрение, она попросила Фердина указать Мирантону на ошибку, и убедить больше не посещать их и не искать встреч с Эмиль.

Эмирейку не спалось этой ночью, ведь чувства переполняли его сердце, и он не смог усидеть в комнате. Выйдя в парк, граф, пройдя до его центра, где пересекались четыре дорожки около фонтана, свернул и, оказавшись у стены, посмотрел на Луну, ярко сияющую на небе. Всюду видя образ возлюбленной, Мирантон, улыбнувшись, опустил взгляд к земле и увидел завитую плющом железную калитку. Заинтересовавшись, граф подошёл и отворил её. Посчитав, что за каменным забором продолжается парк, Эмирейк прошёл по тропинке, и удивился тому, что эта часть поместья была заброшена. Вокруг тёмными холмами высились заросли кустарников и деревьев, и граф хотел вернуться, но тут вдали заметил каменное строение.

Решив на него взглянуть, Мирантон, вскоре оказался рядом с квадратной часовней, напротив которой в лунных бликах, плескалось небольшое озеро. Заросшая плющом часовня, выложенная серыми прямоугольными плитами с остроконечной крышей и гербом рода Песинг, имеющая четыре колонны в центре и две ниши по бокам, перед которыми установили статую девушки, поразила графа.

Подойдя ближе, Эмирейк всмотрелся в правильные черты лица молодой красавицы, на плечи которой наброшена накидка. Голова украшена венком и немного повёрнута в сторону, а взгляд направлен на согнутую в локте левую руку. Пальцы её слегка сжаты, и в ладони скопилась вода от прошедшего недавно дождя, а на запястье надет ржавый браслет. Второй рукой девушка удерживает каменную накидку, и графу вдруг показалось, что она ненадолго остановилась и сейчас сойдёт со ступеней часовни.

Поклонившись статуе, Эмирейк захотел прочесть надпись, находящуюся над её головой, но не смог, так как большая часть букв была кем-то отколота. Посмотрев на левую от девушки нишу, Мирантон увидел каменную птицу, распахнувшую крылья, а переведя взгляд на правую – волка, положившего голову на передние лапы. Удивившись, что предки Фердина таких стражей у надгробия установили, Эмирейк рассказал статуе о своей любви. Описывая Эмиль, граф говорил только о её достоинствах, а потом, поблагодарив за то, что статуя его выслушала, сказал:

– Жаль, что боги не позволили вам, госпожа, увидеть Эмиль. Уверяю вас, если бы вы ожили, то сами убедились в том, что добрее и красивее, нет на земле девушки. Не сердитесь на меня, вы прекрасны, но Эмиль… ангел. Вы согласны со мной? Благодарю, и сожалею о том, что вас изваяли из камня. Я буду счастлив, если позволите стать вашим другом.

Эмирейку показалось, что голова у статуи слегка наклонилась, давая своё согласие и он, улыбнувшись, рассказал ей о своих родителях и братьях, и о том, что намерен просить руки Эмиль. Мирантон попросил статую умолить родителей девушки дать согласие на их союз и надеялся на её помощь.

На следующий день, когда часть гостей выехала из поместья, Эмирейк, решившись поговорить с девушкой, предложил Эмиль пройти с ним в парк. Сестра Фердина согласилась, но позвала с собой подруг, которым молодой граф рассказал о часовне. Захотев её рассмотреть, девушки уговорили Эмиль выйти в заброшенную часть парка.

Оказавшись на заросшей кустарником поляне, они медленно прошли до часовни и свернули к озеру, а Эмиль осталась около ступеней. Посчитав, что настал подходящий момент, Мирантон, опустившись на одно колено, сказал о своей любви, восторженно называя Эмиль единственной и любимой, той, ради которой он готов жить и умереть.

Девушка, нахмурившись, молча, выслушала друга своего брата, а потом подозвала подруг и с высокомерием и брезгливостью, поразившей Эмирейка, произнесла:

– Как посмел ты говорить мне о своей любви?! Разве я, дочь благородных родителей, давала повод думать, что когда-нибудь взгляну в твою сторону?! Да кто ты такой, что бы я тебя увидела?! Ни ума, ни красоты, ни положения при дворе. Ты нищее ничтожество, я презираю тебя!