Кирилл Шрамов - Lapides vitae. Изумруд Меркурия

– Остров был создан не природой, – тут же начала Инга. – Точнее – природой, но не естественным, а искусственным путем. Нет, опять не так… – на пару секунд женщина замолчала. – В общем, в том месте, где он находится, был вулкан, который пробудили. Лава, вытекая, застыла, образовав основание острова. Потом остались «мелочи»: плодородная земля, растительность… В центре острова находится невысокая гора, с водопадом. Возле нее – здание школы. По самому острову раскиданы семь домов для учеников (охрана живет вместе с вами). Ну, и, конечно же, чего не отнимешь у лежащих близ экватора островов – климат и природа.

– Ага, знаем – пальмы, море, песок… – я поджал губы, стараясь не злиться на то, что после получасового игнорирования Инга была готова говорить очень долго.

– Именно. Но, вот посадочной полосы там нет, – хмыкнул Димитрий.

– В смысле?! – мои глаза округлились. – Если ее там нет, как приземлится самолет?!

– Не бойся, а дослушай, – Инга положила руку мне на колено, как бы успокаивая. – Мы прилетаем на Президентский остров, а потом сразу пересаживаемся на новейший корабль серии "D.SIX" и плывем на Поррод.

Она сказала это так, будто перелеты и плавания – повседневные вещи. Хотя, наверное, для них так и есть.

– И сколько нам еще лететь? – спросил я.

– Минут сорок, не больше, – Димитрий откинулся на спинку кресла. – А плыть потом и того меньше. Корабль нам достался быстрый.

Неожиданно он выпрямился и приложил пальцы к уху. Точнее к наушнику, который я сначала не рассмотрел. Выслушав то, что ему сказали, мужчина повернулся к нам.

– Самолет выводят на другую линию. – Он посмотрел на Ингу. – Займет несколько минут, во время которых будет сильно трясти, – это уже было обращение ко мне.

– Что случилось? – спросила женщина, потуже затянув ремень.

– На нашей линии сейчас сильнейший ураган. Возможно, даже нарушения магнитных полей… В общем, перестраиваемся на линию России. Лететь будем минут на двадцать – тридцать больше, – пояснил Димитрий.

Охранник тоже стянул ремни и закрыл глаза.

– Вообще, летать мне нравится меньше, чем плавать, – неожиданно спокойно произнес он.

А потом мне стало казаться, что Димитрий умер. Нет, правда. Когда началась тряска (а это, наверное, пренеприятнейшее, что есть в полетах), все мои органы стали биться друг об друга так, что я постоянно морщился и сжимал зубы, чтобы они не сломались от стука. Инга вцепилась в кресло так, что, казалось, кожа на подлокотниках лопнет, и чуть заметно шевелила губами, при этом глаза ее бегали туда-сюда. Димитрий же сидел с каменным выражением лица, а мышцы шеи не были напряжены. Когда же все закончилось, он открыл глаза и как ни в чем небывало, спросил:

– Ну, как полет? – он улыбнулся, и от его оптимизма мне стало еще дурнее.

Мы приземлились через час. Шасси коснулось посадочной полосы, отчего произошел легкий толчок. Ещё минута передвижения по асфальтированной дорожке, и самолет остановился. Но после посадки охранники сказали сидеть на месте еще около десяти минут, говоря что-то о «непривычке к полетам и возможном головокружении», а потом стали почти выталкивать меня, говоря поторапливаться, иначе – опоздаем.

Посадочная полоса Президентского острова представляла собой пышущую тропическим жаром асфальтированную площадку, окруженную экзотическими деревьями. Шириной в тридцать – сорок метров она заканчивалась у самого моря метрах в ста от нас.

Далеко на острове светился красным, отражая лучи заходящего солнца, Президентский дворец. Стояла невыносимая жара, несмотря на вечерний час. С каждой минутой тени все больше удлинялись, а листья пальм превращались в огненные языки, впитывая солнечный свет.

Я вспомнил о доме, о том, как мы с родителями иногда сидели на балконе и любовались на заходящее солнце. Обзор в такие минуты ничто не загораживало: деревья находились внизу, а транспортные линии перекрывались в восемь вечера, – потому мы спокойно любовались небом (солнцем – никогда, потому что увидеть его с нашего балкона в вечернее время – нереально). Мое сердце сжалось. Такие моменты бывали редко, но как же мы все были счастливы. А что теперь? Смогут ли родители простить мой побег?

«Не стоит об этом сейчас, – постарался успокоить себя. – Не время. Держи себя в руках».

– Димитрий, – обратился я к охраннику дрожащим голосом, когда мы почти бежали к пристани. – Который час?

Мужчина встал как вкопанный, посмотрел на запястье и нажал на браслете кнопку. В воздухе появились два циферблата, которые показывали разное время.