Петер Клуг - Лисий Хвост. По ту сторону холмов. Книга вторая

Несколько дней я следовала за ним по пятам, всё дальше и дальше в густой лес. Мои проводники дрожали от страха, так далеко они ещё никогда не углублялись. Ночами мы жгли большие костры, отгоняя дэвов, волков и медведей, хотя стояла осень, а животные в это время сыты и редко нападают.

Наконец, как-то раз днём мы выбрались на опушку леса, посреди которой стояла юрта. Я сразу поняла, что мы догнали того мудреца. Не понимала я лишь, почему так тихо вокруг. Мы осторожно приблизились к юрте, обошли вокруг неё. Всё было спокойно, даже слишком. Вдруг из юрты выскочил мальчишка лет десяти, окровавленный, с безумными глазами. Он плакал так горько, как я никогда не слышала ни до, ни после.

Увидев нас, он рухнул перед нами на траву. Он мычал и вроде бы что-то говорил, но так невнятно, что никто из нас ничего не понял. Я осталась с ним, пытаясь его успокоить, а мои спутники, обнажив оружие, вошли в юрту. Там они нашли два растерзанных трупа, мужчины и женщины. Это был тот самый мудрец, знавший язык животных, и его знахарка-жена. Мы долго искали следы нападения, но ничего найти не смогли. Мальчишка тоже не смог ничего сказать, только жалобно мычал и проговаривал отдельные слоги, которые никак не складывались в целые слова.

Я отмыла его от крови и подивилась, что на нём нет ни царапины, а значит, вся эта кровь была не его. Естественно, мы поспешили убраться подальше от этой треклятой опушки. Чем больше мы удалялись от неё, тем больше парнишка успокаивался. Однако он по-прежнему не мог ничего внятно произнести.

Мы спешили выбраться из леса на степной простор, поэтому обратный путь занял у нас много меньше времени. В первую же ночь в степи, когда мы почувствовали себя в относительной безопасности, по крайней мере, в привычной обстановке, я напоила мальчика особым травяным чаем. Он впал в забытье, а очнувшись, впервые членораздельно заговорил.

Его отец, тот самый мудрец и чародей, на самом деле мог не только понимать язык зверей, но мог и заклинать их. У него с женой был сын, который постоянно болел, и спасти его не удавалось. Когда он был при смерти, они нашли медвежонка, мать которого погибла, и принесли его к себе. Колдовством и чарами, мудрец смог переселить душу умирающего сына в медвежонка, превратить его с огромным трудом в мальчика, но во многом лишь внешне. Суть его оставалась медвежьей, и лишь небольшие проблески человеческого разума озаряли её.

Как бы то ни было, так раскрылся секрет, почему мальчик был весь в крови, не имея ни царапины при этом. То была кровь его родителей, а убил их он сам. У него был приступ, когда его медвежья порода, лишь замаскированная под человека внешне, вышла из-под контроля. Что спровоцировало этот приступ? Быть может, неумелое колдовство, быть может, повлияла погода, кто знает? Но сути это не меняло: после многих лет, прожитых с людьми, которые, вероятно, любили его, хищный зверь проснулся в нём и потребовал крови. Он не разбирал, друг перед ним или враг, просто впал в неистовство и разорвал попавшихся под руку людей.

Что мне было делать с мальчишкой? Рассказать обо всём своим спутникам? Но они попросту убили бы его. Я решила сама позаботиться о нём, ведь, в сущности, он не был виновен в том, что сотворил. Сначала я постоянно поила его успокоительными отварами, затем продолжила колдовство. Не скажу, что это было просто, однако через несколько лет стараний Тагар заговорил, пусть и неохотно. Он всё же стал человеком в исковерканном медвежьем теле.

И по сей день я наблюдаю за ним, пою отварами и опасаюсь, как бы вновь не проснулся в нём медведь, хотя уже прошёл не один десяток лет с тех пор. Я не хочу сказать, Хару, что с Шимой произойдёт то же самое, вовсе нет. Но я хотела бы, чтоб ты понял, что некая опасность того, что он не сможет сохранять равновесие между человеческим и животным, останется навсегда.

Хару ошарашено взирал то на Билигму, то на выход из юрты, где скрылся Тагар. Он обмяк, опустил голову и, закрыв лицо руками, пробурчал, не убирая их:

– Ну и сколько ещё?

– Я не знаю, Хару, хотя бы ещё пару лет, чтобы я, мы все, были уверены. В конце концов, подумай, к чему ты стремишься: попасть в дорогие твоему сердцу места, которых, возможно, больше нет. Можешь ты быть уверен, что Кицунэ появится, когда ты придёшь, если вообще сможешь туда добраться? Стоит ли ещё дом Киккавы? Да ведь ты и не найдёшь его самостоятельно! Жив ли Киккава? Ты видишь: одни сплошные вопросы и сомнения. А на другой чаше весов – жизни, твоя и Шимы. Ёшида хотел убить тебя, а твой сын ему для чего-то нужен. Оправдан ли такой риск?