Сергей Чижиков - Тайны стихий. Часть первая

Традиционное шествие Георга в честь первого летнего дня было, как всегда, пышным и торжественным. На площадях и рядом с храмами ставили лотки, продающие разные вкусности, сладости и выпечку. Но чтобы попасть в самый центр торжества, нужно было заплатить небольшую сумму в фонд церкви. Проходы на главную площадь, как и сами ящики для взносов, сторожили по два человека на каждый проход. Они были в касках и форме, как охрана порядка, только сегодня их одежда была пышной, чистой и нарядной, со всякими ленточками, вдетыми в петельки. Люди на площади гуляли и смеялись, где-то танцевали, играла музыка, на ветру развевались флаги. Желтые, красные, зеленые. Лето – это всегда праздник, все радуются теплу и солнцу, но Лемов как-то больше любил зиму. Холод, необходимость делать запасы, укутываться и топить жилье, – все это были плохие стороны зимы. Но ведь было в ней и некое очарование.

Лемов еще раз бросил взгляд на праздник и продолжил идти по улице. Большая улица, примыкающая к главной площади, была выложена брусчаткой. Здесь тоже было много народу: впереди шла процессия, размахивающая флажками и яркими плакатами. Они сообщали о скором завершении очередной ветки железной дороги и появившейся возможности ездить в Цинское царство, на запад, дешевле и быстрее. Поезда стучали колесами только за пределами города, а внутри его все шли пешком, на равных, в основном потому, что сегодня лошадей в центр не пускали. Будь это не так, кто-то приехал бы на экипаже, а кто-то на конке, и лишь остальные пришли пешком. В чем была причина запрета Лемов не знал.

Самые высокие дома были здесь, в центре, во всех были квартиры, с трубами для питья, мытья и отопления. Дома в пять этажей и множество окон, из некоторых выглядывали люди. А на редких балкончиках порой сидели разодетые женщины, важно взирающие на проходящих по улице. При появлении шествия даже их, таких важных и размеренных, охватили возбуждение и восторг. Но Лемов остался безразличен как к хмурым взглядам на его обычную одежку, так и к процессии, медленно продвигающейся по улице, к гулу, толпе и цветастым украшениям. Только очень уж здесь было шумно. Еще темно-серый цвет домов угнетал Лемова, он не любил этот цвет, но тот был здесь повсюду.

Праздник старался спрятать мрачность городского камня под пестрыми флажками, натянутыми на веревках, плакатами и другими атрибутами, но этого было недостаточно. Да и яркие цвета были слишком уж яркими. Сейчас Лемов предпочел бы тихое местечко, где не было никаких украшений. Да что там, он предпочел бы его всегда. Чердак, где жила Рыжая, был как раз таким местом. Туда он и шел, и через центр пройти было быстрее всего, ведь охрана умудрилась перегородить улицу Воробьев и Медный переулок, якобы ради безопасности.

Центр заканчивался полуразваленной стеной. Будь она целой, была бы выше всякого здания в городе. Это была старая граница города, но уже очень давно никто не строил стены: городу нужно было расти, а стены этого не позволяли. Лемову попалась на глаза очередная плакатная доска. Еще недавно она пестрила предупреждениями вида «будь бдителен, гражданин, повсюду еретики». Теперь на ней были красочные плакаты с горами, лесами, реками, все пестрело зеленью, цветами и бабочками. Люди сами делали их и расклеивали повсюду – местная традиция.

«Любят они это дело», – подумал Лемов.

Про еретиков говорили многие, даже сейчас двоих мужчин в приличных, но не особо роскошных костюмах посетила та же мысль. Лемов прошел мимо них. Под «еретиками» имелись в виду какие-то колдуны-волшебники. На площади, примерно две недели назад, поймали пятерых мужчин. По заверению людей, стоявших на празднике весеннего перезвона, они говорили не открывая рта на неведомом языке. Продавец на обветшалом рынке не так давно собрал толпу, рассказывая, как схватил еще одного. Якобы стеклянные щупальца вылезли из земли, говорил он, и выхватили душу несчастного, утащили ее под землю. Сам торгаш уверял, что отбился от нечистого исключительно силой воли и поминанием своей благородной матушки.

Пробираясь от центра, Лемов прошел мимо пожарной вышки, с которой дежурный терпеливо высматривал нет ли где дыма или пламени. Он зазвонит в колокол, если что, в этом можно не сомневаться. Рыжая живет чуть дальше, в доме на повороте. Не было в этом районе ничего примечательного, разве что улица Воробьев изобиловала лавками, в одну из них и нужно было Лемову. В бакалее трудились оба родителя Рыжей, ее отец подвозил припасы на тачке и складировал в задней комнате магазина, а мать была продавщицей, но часто отец Рыжей подменял ее. Собственно, семейство не только работало в лавке, но и жило в ней же. В задней ее части, если точнее. Они жили здесь вчетвером: родители, Рыжая и ее младшая сестра, совсем еще маленькая девчушка. Жить в лавке было тесно и неудобно, почти все пространство отвели под товар; Лемов каждый раз поражался, как семейство еще не передралось в такой тесноте.