А где-то далеко-далеко в стороне от молчаливого ожидания охотников и добычи, не ведая о нём, по безопасной нахоженной тропинке через болото двигалась человеческая фигурка.
***
Лучи солнца пригревали сильнее и сильнее, жарили белую макушку идущей по болотной тропе девушки и широкие листья стрелоцвета. Эти листья, блестящие и горячие, отражали радужные блики через призму тумана; идти было утомительно, влажный воздух облеплял тело, мешая вздохнуть, казалось, ещё немного и в нос хлынет вода, настолько сильно испарения окутывали всё кругом. Сонная тяжесть давила на плечи, заставляя идти всё медленнее, уговаривая не делать следующий шаг, остановиться, улечься на мягкий мох, свернувшись в ласковой нагретой солнцем воде, расслабиться, не думать о заботах, уснуть и спать, спать, пока сладкий сон не станет бесконечным, пока не останется ничего, кроме тумана и сна… И сон станет туманом, свиваясь в круги над болотами…
Даже лягухи не пели, затихли, замерли в теплой воде, разморённые растекающейся пластами ленью.
Давящую тишь разбивало лишь чавканье мха под ногами бредущей по колено в воде Руфины. Веки её отяжелели и глаза закрывались, каждый новый шаг давался с трудом. Верная дудочка всё реже хлопала по бедру. Она висела на поясе в чехле из пропитанной неизвестным составом кожи, которая оставалась мягкой и не пропускала воду. Её вручил отец, когда Руфине исполнилось восемь, как Эй сейчас. За прошедшие годы она научилась играть на ней сама. Может быть, он добыл подарок дочери в Предгорьях, у самых настоящих горцев?.. Она уже не знала этого, воспоминания растворялись, мысли казались скользкими, как мыльный корень.
Флейта молча просилась в руки, напоминая о себе с холодящей твердостью. Проведя по глазам рукой и поколебавшись, девушка достала её из чехла. Тёмное дерево жирно блестело, так и тянуло его погладить, приласкать, словно что-то живое.
Простая мелодия прогнала сонливость, развеяла жаркую марь, плеснула во все стороны бодрящей волной. Нечто в глубине, заманивающее сном, недовольно отпрянуло, втянуло невидимые щупальца, нырнуло ещё глубже, чуя вызов от деревянной флейты. Оно было сильно, но звуки резали, как клинок, и в умелых руках, пожалуй, сумели бы вовсе развеять древнюю сущность, укрывающуюся внизу.
Руфина шагала, играя. Дышать стало легко, спать больше не хотелось. Хотелось лететь, разбрызгивая воду, смеяться и петь. Вдруг вспомнились все рассказы о таких вот сонных местах, где пропадали люди, любящие ходить по болотам в одиночку. Истории о них передавали те, кто находил спящих. Их уже почти невозможно было разбудить.
Раньше эти места были безопасными, она не очень далеко ушла от обжитого деревенского круга, поэтому произошедшее было странным и очень тревожным. Чуть не пропасть в полудне пути от дома!
Она всё шла и шла, боясь прекратить игру на флейте. Наконец, отойдя довольно от страшного места, прервалась на миг, прислушалась, прикрыла глаза, пытаясь почувствовать раскинувшуюся вокруг бескрайнюю пропитанную влагой моховую поверхность. Ей всегда казалось, будто в такие моменты она смотрит в темноту, а над головой разгорается всё сильнее и сильнее лампа, и круг света бежит, бежит волной, смывая тени… и вот уже огонь сияет не в лампе, а в её голове, и ничто из того, что захлестнуло светом, не может спрятаться.
Волна разбегалась.
На границе воображаемого круга приоткрыли сонные золотые глаза пять больших лягух, на полдень кислым мазнула по языку куртинка красноягод, что-то темное и холодное закопалось вглубь далеко слева и позади, теплым ответил весь переплетённый мох под ступнями, словно круги по воде разбежались.
Миг прошел, волна растаяла – под веками полыхнуло – пришлось открыть глаза. У нее почти никогда не получалось сосредотачиваться надолго, но с каждым разом это становилось делать чуточку легче, а круг света был как будто бы чуточку шире.
Можно было выдохнуть и идти собирать увиденные ягоды – опасность миновала.
Возвращалась девушка второпях. Увлекшись добычей красноягод, она замешкалась по дороге. Как можно было забыть, что именно сегодня ночью Праздник ловли светлячков!
Усталость после целого дня на болотах давала о себе знать, оседая влажной тяжестью на плечах, но сознание упрямо гнало тело назад, в деревню. Вчерашний день казался бесконечно далеким, воспоминания о том, что Эй уже неделю помогает плести сети для ловли, размывались в перламутровой дали. А ведь дядя Ревус окликнул её сам, когда она уже пересекала мостик через ров с водой:
Читать дальше