Ульяна Черкасова - Золотые земли. Сокол и Ворон

От каждого покачивания мешка у сокола сильнее болело сломанное крыло. Милош не знал, что случилось, не понимал, почему его держали в неволе, и едва помнил себя самого.

– Осторожно, Здислава, он ранен.

Сокол очнулся снова в чужих руках.

– Надо в клетку его сапереть, – прошепелявил старческий голос. – Фтоб не убефал.

– Улететь он всё равно не сможет, крыло сломано. Чернава, ты сможешь его вылечить?

Оперения коснулась лёгкая рука. Сокол затрепетал от страха, он хотел бы вырваться, но так ослаб, что едва пошевелился.

– У него сломано крыло и с лапой что-то не так, видишь, как подгибает?

– Так сможешь? – нетерпеливо спросил Ворон.

Милош скосил глаза в сторону. В полумраке он разглядел смуглую женщину в чёрном платке.

– На нём проклятие. И не одно. Посмотри, как сплетено? Одно не даёт ему обратиться человеком, второе тянет туда, откуда вьётся его нить. И ещё одно, посложнее.

Она склонилась совсем низко, и сокол невольно попытался отползти в сторону.

– Третье хуже всех. Оно его убивает. Посмотри, как необычно вьются чары. – Чернава отвела его крыло в сторону, и сокол вскрикнул от боли. – Такого я ещё не видела.

– Так сможешь или нет? – рявкнул нетерпеливо Ворон.

– Я залечу раны и крыло, остальное пока плохо понимаю.

Замелькал свет, засверкал ярче. Рядом поставили масляную лампу. Милош зажмурился, ослеплённый огнём.

– Кто же так тебя, сокол? – Чернава склонилась ниже, осмотрела его со всех сторон.

Её чёрные глаза сверкали в свете лампы как два уголька. Милош опустил в бессилии голову, мысли его сплетались, как нити клубка, с которым игрался кот.

Вороны. Кто-то рассказывал ему о Воронах, и это было важно. Он не мог вспомнить… кто он такой?

– Драган! – Чернава оглянулась через плечо. – Раз ты возвращаешься в Совин, загляни к Стжежимиру. Помнится, у него в учениках ходил мальчишка, который обращался птицей. Узнай, не пропал ли он.

Почти неделю после той ночи Вячко не мог выйти из дома и целыми днями лежал на шкурах у огня. Югра всё это время лечила его травяными отварами и подшучивала над упрямством княжича.

– Волосы у тебя как огонёк, конечно, – приговаривала она. – Но с теми огоньками тебе не совладать.

– Что они такое?

Он не помнил, чем закончилась схватка. Провалившись в беспамятство, Вячко очнулся лишь к утру с обожжённым лицом и сильным жаром.

– Духи, – сделавшись враз серьёзной, сказала Югра. – Они порой бродят по болотам, не могут обрести покой. Это потому что они очень страдали при жизни.

– Это души мёртвых, – догадался Вячко.

Югра кивнула.

– Но зачем Олоко к ним вышел?

Девушка покосилась на сидевшего у стены Ики. Слепец молчал и, кажется, был глубоко погружён в свои мысли. Югра снова обернулась к Вячко и призналась с явной неохотой:

– Он узнал кое-кого.

– Ваших родителей?

Югра улыбнулась своим мыслям.

– Пей, огонёк, – она сунула кружку с отваром ему в руки. – Тебе поправляться нужно. Кто ещё поможет Олоко сваи укрепить? Одна прогнивает, боюсь, зиму не простоит.

Вячко послушно принял кружку. Когда допил всё до последней капли, то прилёг, по привычке потянулся к изголовью, чтобы проверить, на месте ли лежал меч. Но его не было. Югра заметила волнение в его глазах, улыбнулась:

– Не лучше ли тебе без оружия? А то опять кинешься в драку. Отдыхай, ты нужен мне здоровым.

Мышцы напряглись, окаменели. Вячко приподнялся, чтобы возразить, но слова потухли на кончике языка. Голова потяжелела, и он прилёг обратно на спину. Дрёма опутала ноги и руки, коснулась лба, убирая рыжие пряди.

– Спи, огонёк.

Прошли дни, и Вячко окреп. Ожог на лбу оказался не так страшен и скоро зажил.

Вместе с Олоко они поправили одну из четырёх свай, на которых держалась изба. А после снова начались охота и рыбалка. Целыми днями юноши заготавливали запасы к зиме, а вечерами Югра рассказывала, как тяжело бывало на болотах, когда эта недружелюбная земля замерзала и покрывалась снегом.

Но и летом тошно, невозможно становилось там временами. Серость и влажность, туманы и холод. И извечное хлюпанье под ногами. Провести старость на болотах, чувствуя, как дряхлело и слабело тело, было, пожалуй, ещё не так невыносимо, как потерять счастливые годы юности, когда жизнь полна возможностей и радостей.

После той ночи, когда дом окружили болотные огоньки, Вячко часто стал замечать тоску во взгляде Олоко. Охотник сделался ещё молчаливее, и только однажды удалось его разговорить.