Валерий Большаков - Целитель. Новый путь

Я сразу подумал о Канторовиче. Колмогоров – голова, но Леонид Витальевич набирает вес в верхах… И вообще, это единственный теоретик мирового класса, ставший великим практиком.

«Садишься в такси, – хмыкаю мысленно, – и сразу капает двадцать копеек. Это – от Канторовича…»

Ага, в трубке зародилась жизнь.

– Миша, если всё так, как ты говоришь… – Голос Суслова-сына срывается, но сразу крепнет: – У‑ух! Это же… Я же… Так, ладно, работаем. С меня – стопроцентная поддержка! Как только изделие будет готово, звони! Да, и подготовь список деталей. Обеспечение за мной, это же… Всё, жду!

Мы кладём трубки телефонов, и меня снова озаряет, будто током бьет: а ведь я смогу связываться с Мариной по защищенному каналу…

«Ага, связываться, когда ее нет дома! Так, стоп. Почтовый сервер… – Мысли мечутся в запале. – Нет, не сейчас! Чуть позже. Сначала разберемся с доставкой, с локалкой… Как раз и подойдет очередь писать проги для почтового сервера. Хотя ещё не ясно, на чем его разворачивать… На БЭСМ‑6? А вот потом… Потом можно садиться поудобнее и вволю размышлять о доменах и интернетах. Здорово… СССР – родина «Всемирной сети»! А это уже не только престиж, это деньги – и деньги очень даже серьезные. Только бы не упустить момент! Так, хорошо, о стране я подумал, а о себе? Ну-у, есть в запасе пара мыслей…»

Вторник 14 октября 1975 года, день

Первомайск, улица Карла Либкнехта

Дом был огромен и запущен – кирпичный куб за мощной оградой. Двор зарос травой по пояс, выбитые окна заколочены досками. Пара обитых железом ворот на первом этаже прятали гараж и мастерскую, а каменная лестница с вычурными коваными перильцами уводила на высокое крыльцо, где угрюмо чернела стальная дверь, пупырчатая от заклепок, – из пушки не пробьешь.

– Ну, как вам? – Николай Ефимович потер руки с видом ловкача-маклера, готового надурить легковерного квартиранта.

– Впечатляет… – затянул я. – Прямо Дворец пионеров!

– Лет двадцать назад здесь прописалась заготконтора межрайбазы Райпотребсоюза, – выдал второй секретарь, как скороговорку. – Уф-ф! Запомнил же… Потом они куда-то переехали, а здание пустует. Батареи перемерзли, конечно…

– Починим, – решительно заявил я.

– Местное хулиганье малолетнее повыбило стекла…

– Застеклим.

Виштальский хмыкнул и поднялся на крыльцо. Вынув из кармана здоровенный ключ, отпер дверь, но та не спешила отворяться.

– Зар-жа… вела! – пропыхтел второй секретарь, рывками открывая тяжелую облупленную створку. Та поддавалась неохотно, жалобно взвизгивая и скрежеща. Чешуйки облезшей краски сеялись шелухой.

– Смажем, – обронил я. Покачав шаткие перила, добавил: – Приварим.

Мне очень хотелось, чтобы наш Центр справил новоселье в этом «отдельно стоящем здании», вот и старался быть убедительным.

– Прошу! – выдохнул Николай Ефимович, пропуская меня в широкую щель.

Войдя боком, я осмотрелся. Темный коридор сходился к забитому окну, цедившему свет на щелястый пол.

– Осторожно! – закряхтел Виштальский, тискаясь в узком проходе. – Доски кое-где прогнили.

– Заменим, – кивнул я, не замечая однообразия своих ответов.

В бывшей заготконторе пованивало застарелой прелью, но сквозняк помаленьку-потихоньку вытягивал затхлость и унылый запах пыльных бумаг. Отовсюду шли тихие стуки и скрипы, шелесты и щелчки – дом словно оживал, сбрасывая многолетнее оцепенение и радуясь людям, заполнившим его бессмысленные пустые пространства.

Внутренние двери почти не пострадали, пропуская нас в обширные комнаты. Повсюду валялась брошенная или сломанная мебель – стулья, раскуроченные шкафчики и тумбочки, поведенные от сырости стеллажи. Выцветшие плакаты и графики до сих пор висели на стенах, а полов не видно под россыпями перфокарт, бланков, путевых листов и накладных.

– А намусорили… – ворчал второй секретарь, ступая осторожно, носком ботинка брезгливо разгребая бумаги, устлавшие скрипучий паркет «в елочку». – Свинтусы…

– Уберем.

– Гляньте-ка, Миша, – кактус оставили. Засох, конечно…

Я чуть не брякнул: «Польем!», но вовремя прикусил язык.

– Вы где? – гулко донеслось из коридора.

– Это Арсений Ромуальдович! – оповестил я Виштальского и громко крикнул: – Здесь мы! Вторая дверь!

Бодрый топот – и Вайткус возник на пороге. Был он в замысловатом кожаном полупальто с многочисленными молниями и в шапочке, которую позже назовут «чеченкой».

– Как моя внучка говорит: «Нарисовался – фиг сотрешь!» – расплылся в гагаринской улыбке директор Центра НТТМ «Искра». – Ефимыч, здорово!