Ольга Пак - Гости застывшего времени

Нэди плотно укутался в плащ и ушел, провожаемый напутствиями о безопасности. Оди тут же засуетился. Его маленькие лапки забегали по колбочкам. Истории – хрупкая вещь, и никто, кроме трудей, не сможет за ними ухаживать. Тщательно стирая пыль с трудейского стекла (а это тончайший материл, в разы прозрачнее людского стекла), он бережно раскладывал баночки в добротный сундук. Оди предварительно не мог не проверить, насколько плотно закрыты Истории. Ведь, если История не прикрыта должным образом и при этом хранится не на свету, а в темном сундуке, то, невесть, что, могло произойти с хозяином этой Истории. Оди был одним из самых добропорядочных и ответственных трудей, как вы уже должны были понять, поэтому дела он свои делал тщательно. Когда у Оди осталась в руках последняя непроверенная колбочка, он задержал ее в руках чуть дольше остальных. Ведь эта было самое, что ни на есть, прощание. Никогда, за всю свою долгую трудейскую жизнь, он не прощался со своими прямыми обязанностями больше, чем до следующего утра. Чистейшие слезинки своевольно скатились с его глаз и потушили малюсенький светильник у его ног. Опомнившись, вконец опечаленный трудь, быстро стер следы горести с лица и принялся подливать масла в светильник. Это, поверьте мне, тоже ответственное дело. Как раз в этот момент произошло непредвиденное обстоятельство.

Древо домика качнуло в сторону. Снаружи поднялся ураган из леденящих душу, криков Пожирателей. Бедный трудь еле успел зацепиться за уголок, поехавшей вниз, лавочки. Колбочка выскользнула из его ручонок, покатилась вниз и исчезла за грудой мебели.

Домик качнуло еще пару раз. Как только древо успокоилось, Оди, не теряя ни секунды, подполз к колбочке. Лихорадочно поставив ее к светильнику на полке и, для надежности, обложив ее еще пятью лампочками, переживающий всем сердцем, трудь, осторожно наклонился над колбой с притаившейся в ней историей. Сгустки Истории оживились и раскрылись перед ним своим жизненным полотном. Сама хозяйка сидела в своей комнатке, по обыкновению, читая толстую книгу. Служанка суетилась и сидела тут же, раскладывая ее вещи. Ничего необычного Оди не увидел. Вздох облегчения с шумом вылетел из него, растворившись невидимым паром в колбочке.

– Ты кто такой? – вдруг крикнула девушка, подняв, как ни странно, глаза прямо на Одимуна. Более того, она издала удивленный вопль, который, ну никак, не воспроизведешь на бумаге.

Трудь внимательно всмотрелся. Но никого, кроме вышеупомянутых хозяйки Истории и ее служанки, он не увидел.

– Чего молчишь? ЧТО ТЫ ТАКОЕ? – девушка перешла на властный тон и уже тыкала в его сторону длинным пальцем правой руки. Оди всегда удивлялся человеческим конечностям: они были такие мелкие и крючковатые, по сравнению с его собственными. Диво, да и только.

Удивительно, но это человеческое существо женского рода продолжало нагло на него смотреть. Оди даже начало это напрягать. Напряжение – не лучшее состояние, особенно для трудя. Он покраснел, пот уже начал его немного прошибать. Он даже стал думать, что эта странная темноглазая девушка указывает на него самого!

Неизвестно, сколько времени так прошло. Может, секунд тридцать, а, может и все две минуты – трудь был не в силах подсчитать. Неподвижно сидевшая до сей поры, странная особа вдруг закрыла книгу, и не отводя от него тяжелого взгляда, стала отводить руку назад. Хоп – книга полетела в его сторону, и, если бы Оди, не был уверен, что он – житель Призрачного мира, то он бы увернулся. А так, он просто стал нервничать еще сильнее.

Книга почти коснулась потолка и упала на служанку, которая (он увидел только сейчас) тоже с открытым, скорее всего, ртом, смотрела во все стороны. Она издала жуткий вопль и так и села на пол.

– Спускайся же, наконец! А ну быстро! – до трудя долетела, ни на шутку, гневная интонация.

– Да кому кричит, это длинношейка? Не мне же, в конце концов, – проговорил вслух Оди, вконец расстроенный этой тупиковой ситуацией.

– Тебе, тебе! Эй ты, получеловечишка!

Не веря своим оттопыренным ушам и совершенно озадаченный таким отвратительным оскорблением, Оди потерял дар речи. Смутное подозрение, что она обращается к нему, стало пугать его сильнее.

– Успокойся, Оди, она не может тебя слышать и видеть. Просто закрой крышку, – трудь отчаянно нуждался в опровержении своих догадок, посему начал себя утешать. Иначе, кто мог утешить бедного Одимуна? Итак, время нелегкое.

– Может, может. И видит, и слышит, и может запульнуть что-нибудь потяжелее, – донеслось сердито снизу.